Войти
Регистрация
Скрытый текст
Расколотая ваза
Райн Брингерхат
Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.
Лишь небу ведомы пределы наших сил,
Потомством взвесится, кто сколько утаил.
(с)Николай Степанович Гумилев
I
Ночь выплеснула темноту на улицы города, душа тех, кто привык к яркому солнечному свету. Впрочем, наверное, я к ним не отношусь. Никогда не любил день. Ночью лучше. Ночь может спрятать меня и защитить от всего того что мне ненавистно. Вы будете смеяться, но мне ненавистно очень многое, если не всё.
Я иду, прогуливаясь по бульвару, наблюдая за мертвенными сполохами неоновых реклам за струями невесомого осеннего ночного дождя. Капли холодны и тяжелы, и меня удивляет это несоответствие. Ведь дождь такой мелкий, такой лёгкий – едва заметишь в полном темнотою воздухе его нежную паутинку. Но те капли, что стекают по моему лицу – крупные… медленные… липкие… Они словно не желают расставаться с моим телом и, огибая все выпуклости и впадинки моего лица, медленно и тягуче скатываются мне под воротник.
И я начинаю ненавидеть дождь, который так любил. Я пробую улыбнуться и пробую воду на своих губах.
Она солёная и чуть горклая. Как и всегда последнее время. Эти уроды только говорят о снижении вредных выбросов в атмосферу. На самом же деле дожди, заливающие город всё такие же. Кислотные. Потому и вода горькая. Наверное.
Я поднимаю голову и смотрю на небо…. Радиоактивные химические облака светятся нежным грязно-жёлтым светом. Интересно, если бы город не был залит огнями реклам и светодиодных фонарей, хватило бы мне света этого радиоактивного неба, чтобы разобрать куда я иду? Говорят, раньше ночное небо было чёрным, а от горизонта до горизонта, словно чьей-то щедрой рукой, были рассыпаны крупинки звёзд. Не знаю. Никогда не видел подобного наяву. Хотя в фильмах видел, да. Но кинематограф на то и кинематограф, чтобы приукрашивать нашу грёбаную реальность.
Я иду дальше, просто прогуливаюсь, а капли дождя всё так же стекают по моему лицу и одежде. Хорошо, что я сегодня надел кожаный плащ. Конечно это не настоящая кожа. Сейчас уже не осталось тех, с кого можно снять кожу, чтобы сделать из неё мне плащ. Но материал её заменяющий даже лучше. Я действительно так думаю.
Я беден. По настоящему беден. В моём кармане почти нет денег, а тех что есть, едва хватит на покупку пачки сигарет. Такая уж страна где я родился и живу. У нас всё не так как у людей. Зарубежом лучше. Там прохожие не глотают капли кислотного дождя и их волосы и зубы не выпадают от избытка радиации. Их города закрыты лёгкими прозрачными куполами и, может иногда, по праздникам, специальные самолёты даже разгоняют светящиеся облака, клубящиеся над куполом в вышине ядовитого неба… И тогда люди могут видеть звезды. Хоть час, хоть полчаса.
Но вообще мне плевать.
Я дохожу до перекрёстка, и мне приходит в голову, перейти на другую сторону проспекта. Улицы пустынны. Дождь загнал людей по домам. А те.. те, кого я ненавижу и презираю, разбрелись по ночным клубам. Откуда-то издалека долетает гул стартующего корабля. Наверное, очередная частная яхта с грузом веселящихся тел – мёртвым грузом, отправляется на орбиту провести в невесомости какую-нибудь глупую вечеринку, или, как сейчас модно говорить – пати, по какому-нибудь надуманному поводу.
Взлётно-посадочная платформа слишком далеко чтобы меня сбило с ног или оглушило рёвом двигателей, и всё же ударная волна взрывающегося в дюзах топлива, пробежав по узким ущельям городских улиц, уже почти затихнув, на излёте, неприятно хлестнула по ногам, заставив взметнуться полы плаща. В воздухе неприятно-кисло запахло сгоревшей серой.
Почему так получается, что у одних нет денег купить себе сигарет, а у других средств хватает на межзвёздные путешествия? Я бы тоже хотел.… А впрочем, к чёрту.
Я достаю сигарету из пачки и щёлкаю зажигалкой. Тонкий, коллапсирующий лазерный луч обагряет кончик сигареты красным горячим светом.
Глубоко затянувшись, делаю шаг на дорогу. Из-за угла вылетает машина. Огромная, скоростная, современная – из тех, что парят над дорогой на антигравах. Несётся прямо на меня. Я со странным отстранённым интересом за ней наблюдаю. В дрожащих лучах фонарей её корпус кажется чёрным. Но я уверен, что это не так. Почему то мне кажется, что она золотистая. Из открытых навстречу ночному воздуху хищных окон слышится музыка. Электронная. Я такую не люблю. Ненавижу. Ведь её слушают те, кого ненавижу я. Хотя в этом я себе, пожалуй, не стану признаваться, пусть будет так – я просто её не люблю. Да, так лучше.
Я не стану признаваться себе ни в чём. Ни в зависти к таким как они, ни в том, что корни моей ненависти растут лишь из этого мерзкого чувства. Я просто останусь на месте и дождусь, когда стальная махина ударит меня и откинет изломанное, покинутое жизнью тело на холодный мокрый асфальт.
Всё происходит очень быстро. Удара не было. Хотя должен был быть. Мой мозг не в состоянии осознавать происходящее со столь высокими скоростями. Мне показалось, что машина пронеслась сквозь меня. Нет, не рядом, а сквозь. В следующий момент её занесло и она, всей своей многотонной массой врезалась в бетонный фундамент ближайшего небоскрёба.
Вряд ли там кто-то выжил. А даже если и так, какое мне дело? И всё же неведомая сила, будто против моей воли тянет меня в сторону покорёженной груды металла. Возле машины стоит человек. Он кричит на меня. Это водитель? Он цел. Странно, очень странно…. Как он выжил в такой аварии? И не только выжил но и успел выбраться из того, что осталось от его великолепной машины. Очень странно…. Хотя не так уж и странно, если учесть что секунду назад его авто пронеслось сквозь меня. Может это фантом? В его облике проскальзывает что то, от чего по хребту от затылка до копчика проходит ледяная волна. А в следующий момент я замираю. Я узнал его, хотя мозг отказывается в это верить. Но узнал. Это лицо я бы узнал из миллиарда других.
Я не могу дышать.
II
Ночь опустилась на город, зажигая огни витрин и неоновых рекламных фонарей. Кажется, будет дождь, во всяком случае, интерактивный прогноз передал именно такую информацию. Я склонен ему верить.
Я подхожу к машине и слегка нажимаю на брелок в форме золотой капли. Конечно же, это не настоящее золото. Точнее химически это как раз золото, причём, если следовать классификациям древних ювелиров прошлого – самой высокой пробы. Интересно, поверили бы физики и химики хотя бы два столетия тому назад, что золото может на сто процентов состоять из золота? Но мне кажется, что с развитием технологий мы многое утратили. Золото утратило свою ценность, коли теперь его синтезируют из всего чего угодно. Мифический философский камень, напрасная надежда алхимиков доисторических времён создан. Но он совсем не похож на камень – технический прогресс и эволюция сделала его неактуальным, превратив в самое себя.
Впрочем, мне всё равно. Странное всё же у меня сегодня настроение. Потянуло на размышления. Господи, какая чушь…
Центральный замок машины нежно пискнул, повинуясь электронному импульсу брелока. Красивая машина, правда? Мне тоже нравится. Мало кто может позволить себе подобное чудо. Хотя…, что толку думать о неудачниках?
Я мягко опустился на сидение и оно, чутко отреагировав на прикосновение, отзывчиво приняло наиболее удобную для моего тела форму.
Рука лениво пошарила в бардачке и наткнулась на приятный прохладный глянец журнала. Я раскрыл его на первой странице и скучающе пробежался по заголовкам. Вот о ком надо думать на самом деле. Стремится, равняться и… завидовать. Но в последнем я не признаюсь даже себе.
Я вырулил из подземного гаража на освещённую фонарями ночную улицу. Привратник кивнул мне, но я даже не повернул головы в его сторону. Не то, чтобы я был таким невежливым, или надменным. Нет, мне хотелось бы поговорить с ним, улыбнуться. Наверное.
Но он не ровня мне и, стремясь ещё более возвысится, даже не в его, но в своих глазах, я не обращаю на него внимания. Это странные игры. Но мы играем в них по собственной воле.
Наверное, это правильно, ведь что может быть общего между старым никчёмным вахтёром и преуспевающим бизнесменом, которому едва исполнилось тридцать лет? Я должен вести себя так. Ведь даже заговори я с ним, даже попытайся отнестись как к равному, мы оба будем чувствовать пропасть лежащую меж нами. Потому всё остаётся как есть, и я проезжаю мимо, не удостоив его даже взглядом.
Небо по обыкновению затянуто густыми тяжёлыми облаками. Хорошо, что я не хожу пешком. Вообще хорошо, что у меня есть деньги. Возможно, так я проживу немного дольше. Автомобиль, бронированные стены квартиры, кондиционируемый офис хоть немного защищают меня от радиации и химических испарений.
Я знаю, что мы идём к гибели, и всё равно подписываю документы на утилизацию ядохимикатов, зная, что их просто сольют в ближайшую реку. И капитан инспекционной службы это знает, но всё равно прячет хрустящие бумажки в карман своего форменного кителя и удаляется, не предъявив моей фирме претензий.
Мы все знаем это. Но нас много… так много что мы теряемся в этом множестве. Множество умирает, растворяется, оставляя в реальности лишь один центр вселенной – вас самих. Потому что ядохимикаты – в реке, а вы всё ещё в тёплом чистом офисе, и, если вы хотите чтобы так продолжалось и дальше, вы должны списать эти чёртовы химикаты и дать чёртову взятку этому ублюдку инспектору. И знаете что самое ужасное? Что в глубине души вы понимаете, что вы и сам ублюдок. Но ничего не можете с этим поделать. Жестокий закон – либо жрёшь ты, либо жрут тебя.
Потому я просто поеду в клуб, веселится, пить коктейли и танцевать. Не задумываясь, потому что задуматься о таких вещах – значит перестать быть собой. Перестать быть успешным, как ни нелепо это звучит. Такие как я должны мыслить в строго определённой плоскости, иначе потеря хватки и, как следствие – смерть. Даже хуже. Ведь нищета – хуже смерти.
Недалеко стартовал космический корабль. Где то на краю сознания проскочила лёгкая досада от осознания того факта, что сам я ещё на подобное чудо не заработал. Кривая улыбка тронула мои губы – я сколько угодно могу насмехаться над нищебродами, обвиняя их в зависти к более успешным соотечественникам, но мой ублюдочный мозг не скрывает от меня того факта, что сам я в этом плане немногим от них отличаюсь.
Рука нащупала клавишу включения проигрывателя, и тошнотворный комфорт салона заполнили электронные переливы музыки. Я опустил стёкла, подставляя лицо свежему ночному воздуху и приносимым им, мелким каплям дождя.
Вдавив в пол педаль акселератора, я откинулся на спинку кресла. Мне нужно забыться….
Он возник словно из ниоткуда. Его фигура казалась неправдоподобно высокой – как виселица на фоне отсвечивающего жёлтым неба. Он не двигался с места. Руки сами дёрнули руль в сторону, но было слишком поздно, моя машина протаранила его на полном ходу. Странно, но мне показалось, что он просто пронёсся сквозь моё авто, подобно нематериальному фантому. Впрочем, в ту секунду у меня не осталось времени подумать об этом – машину занесло, и я с ужасом осознал, что сейчас врежусь в бетонный фундамент ближайшего небоскрёба.
А через секунду…
Через секунду я стоял рядом с обломками моей машины. Мозг отказывался воспринимать происходящее. Я оглянулся и увидел его. Он шёл ко мне, нерешительно, медленно. Странным образом это придало мне сил, и я вспомнил о том кто я.
Я кричал на него, кажется даже угрожал, а он приближался всё так же медленно и нерешительно. И в момент, когда я взглянул ему в лицо, дыхание моё перехватило, а слова застряли в горле.
Сердце сжалось тоскливо-болезненно, а волосы на голове зашевелились.
Я узнал его.
Передо мной стоял я.
III
Я никогда не верил ни в бога, ни в дьявола, отдавая предпочтение строго доказуемым вещам и утверждениям. Но человек(если его можно было так назвать), вышедший(вышедший ли?) из автомобиля в один миг поколебал саму основу моего мировоззрения. А вашу не поколебал бы?
Я стоял и с интересом рассматривал его. Ужас и страх на время отступили, уступив место любопытству. Он не выглядел уверенным в себе. Я бы даже осмелился предположить, что он удивлён и оглушён не меньше моего.
Его дорогой изысканный костюм не шёл ни в какое сравнение с моим поношенным плащом. У него было сытое полное лицо и коротко подстриженные светлые волосы с модным мелированием – свои я отпускал и красил в чёрный цвет. Я словно смотрел в кривое зеркало, это был я и в то же время не я. Может быть, удачным было бы сравнение насчёт маскарадного костюма, напяленного по недомыслию на меня – но была одна деталь, которая делала это сравнение невозможным. «Маскарадный» костюм ему шёл. Он ему подходил. Так нелепо.
Тело его бугрилось от мускулов, которых у меня никогда не существовало в природе. Он излучал уверенность(впрочем несколько притуплённую обстоятельствами) и силу, а я… я наверное только боль и ненависть. Я чувствовал, что в нём есть то, чего никогда не будет во мне. Я не знаю, мог ли я возненавидеть того, кто носил моё лицо, но Боги, если вы, конечно, есть – он заслуживал этого.
Я стоял и молчал, и даже не удивился, когда он заговорил первый.
- Ты кто? – самый нелепый вопрос, который он мог мне задать. Голос его заставил меня ещё раз вздрогнуть. Он был мой, такой же глубокий, бархатистый и… не мой. Я никогда не говорил так твёрдо.
- Алекс – сам не знаю, почему я ответил, и, увидев, как у человека округлились глаза, заранее знал, что он скажет мне в ответ.
- Но… как? – я с удовлетворением отметил, что голос говорившего предательски дрогнул, видимо даже такие как он не могут объяснить всё, что происходит в их жизни и судьбе.
- Тебя тоже зовут Алекс? – по всем канонам жанра мне стоило рассмеяться «ледяным сумасшедшим смехом», или как там…. Только мне почему-то было не смешно.
- Да, Алекс… - внезапно он схватил меня за шиворот, но, взглянув мне в лицо, тут же отпрянул. Я понимаю его. Мне до сих пор было не по себе.
- Что происходит?
- Может мы сошли с ума? – в этот раз у меня получилось выдавить из себя ухмылку.
- Может я сошёл с ума?
- Всё может быть. – я пожал плечами.
- Как ты уцелел? Мне показалось, что я сбил тебя…
- Показалось. – мне не хотелось говорить ему, что он проехал сквозь меня. Мне вообще хотелось сейчас развернуться и уйти. Забыть этот бред. Это ведь действительно бред.
- Я хочу выпить…
- А я хочу домой.
- Где же ты живёшь? – мне не понравился вопрос, который задал мой «второй я». Мне показалось, что отвечать на него не стоит. Но я все же ответил, назвал адрес. Не знаю почему, не спрашивайте…. Из любопытства, или от того что не мог соображать после потрясения.
Зря я это сделал тогда.
- Значит ты живёшь в моей квартире.
- Странно, что я не видел тебя там до этого. – я скривился, ситуация начинала меня забавлять и пугать одновременно. К тому же остатками здравого смысла я понимал, какая чушь происходит и очень не хотел попасть в психушку с диагнозом «шизофрения, деперсонализация, галлюцинации». Я так ярко представил себя со стороны, стоящего посреди абсолютно пустой дороги и разговаривающего с пустотой, что мне стало не по себе. Но стоящий передо мной не был похож на галлюцинацию, правда, я понятия не имею, каким он должен быть, чтобы быть «похож».
- Поехали.
- Куда?
- «К тебе», сейчас я вызову такси. – в голосе моей «галлюцинации» чувствовался сарказм смешанный с нарастающей злостью и неуверенностью от непонимания того, что происходит. Я засомневался, может ли галлюцинация испытывать такое смешение чувств и, осознав, что окончательно запутался, плюнул на свои детские попытки разобраться в происходящем. Врачи разберутся. А сейчас мне действительно пора домой. И, если «галлюцинация» хочет подкинуть меня до моей квартиры, я совсем не против.
Таксист весьма странно посмотрел на «нас», из чего я сделал вывод, что либо у него такие же бредовые видения, что маловероятно, либо понимание происходящего находится немного дальше причины простого сумасшествия отдельно взятого придурка, тобишь меня.
Алекс(я с трудом заставил себя называть ЕГО моим именем) попросил водителя притормозить у большого торгового центра и, попросив меня подождать его, вышел. Он мог и не просить. Всё равно денег заплатить за такси у меня не было.
Вернулся он с большой бутылкой виски, что я воспринял с благодарностью и признанием.
Далее мы ехали молча. Моя маленькая квартирка, оставшаяся мне от родителей, находилась на самом краю города, за пятнадцатым кольцом. Говорят, когда то колец было намного меньше…. То ли два, то ли три. Но время не стоит на месте. Да…
Серая громада здания встретила нас настороженно-прохладно. Мне всегда казалось, что в таких вот ульях-домах скрыто много больше, чем просто бетон и метал. Их чёрные окна, на фоне желтеющего неба, похожи на пустые выбитые глазницы, смотрящие на тебя, вытягивающие душу из твоей груди. Странное сравнение конечно…
Мой спутник до сих пор не проронил ни слова. Иногда я хотел потрогать его пальцем, чтобы убедится в реальности его существования, но не решался. Тем более я помнил, как он схватил меня за ворот моего плаща, и мне этого хватало для доказательства реальности его существования.
И всё же мою дверь он открыл своим ключом.
IV
Я никогда бы не поверил, что сошёл с ума, или разговариваю с привидением. Но этот… привёл меня в мою собственную квартиру. Я спокойно открыл её своим ключом и вошёл. Лёгкая ностальгия ударила по нервам, но я прогнал её прочь. Я не был тут уже восемь лет.
Я не верю в сверхъестественное. Ещё с того самого момента, как этот кадр назвал адрес, я примерно понял что произошло и откуда он взялся. Эта квартира пустует уже долго. А в город едет много всякого сброда. Правда способ завладевания чужим имуществом, которым воспользовался этот человек весьма, и тут надо отдать ему должное, нетривиален.
Уж не знаю откуда он взял копию моего паспорта, а она несомненно должна у него быть… Дальше дело техники – пластическая операция сейчас стоит очень недорого и конечно же несравнима по стоимости с ценой на столичную квартиру, пусть даже такую забытую как эта.
Я ласково провёл ладонью по такой знакомой мне с детства мебели. Спасибо мошеннику хотя бы за то, что он не стал многого менять тут. Мне было бы неприятно лишится этого маленького и далёкого уголка моего прошлого. Восемь лет я не появлялся тут, и воспоминания нахлынули на меня подобно водопаду. И как стоит человек под струями ледяной воды в жару, как подставляет под холодные потоки свою потную, горячую кожу и не может остановиться, хотя понимает, что, разгорячённый, может заболеть, так и я, понимал, что порвать с прошлым стоило раз и навсегда, и так же не мог не вспоминать.
Наверное, я сентиментален…
И всё же, не стоит забывать, зачем я здесь.
Я развернулся к своему двойнику, и меня перекосило от омерзения. Он оскорбляет меня самим фактом своего существования. Вам никогда не хотелось поговорить с самим собой? Уверен, что хотелось. И как вы представляли себя со стороны? Таким же как вы минимум. Умным, сильным, красивым. В глубине души все мы так думаем. Считаем себя идеальными.
И вот мне представилась возможность посмотреть на себя самого моими же глазами. Редко когда подобное позволяется человеку. И я предпочёл бы, как я теперь понимаю, избежать подобной сомнительной чести.
Он был как я. И в то же время разительно от меня отличался. Длинные чёрные как смоль волосы – признак маниакально-депрессивного психоза, к тому же – грязные и спутавшиеся от дождя. У него было худое бледное тело - я даже не удержался и бросил беглый взгляд на собственный мощный бицепс, кожа над которым едва не лопалась от бугрящейся под ней силы и блестела красивым, ровным загаром солярия.
Я не смог дальше рассматривать его и отвернулся. Мерзость. Но вот глаза его… я успел заглянуть в них, и они, казалось, навсегда врезались мне в память. Они были мои. Как ни парадоксально. Правда, было в них то, что я давно уже утратил. Нежность, кроткость, понимание…. И честность.
Бред. Я потряс головой, прогоняя ненавистные мысли. Этот червяк не имеет со мной ничего общего.
- Забирай свои вещи и выметайся. – я старался не смотреть на него. Но его ответ заставил меня обернуться вновь.
- Я никуда не выметусь отсюда. Это моя квартира. Это моя жизнь. Проваливай туда, откуда пришёл.
Честно сказать, от подобной наглости я немного ошалел. Быть может, судьба свела меня с сумасшедшим? Я бы хотел ударить его, но не мог поднять руку. Даже понимая, что это – не я, не мог. Всё равно.
Не надо смеяться надо мной, у вас нет на это права. Да, я тоже много раз видел такие фильмы, ну те, где человек дерётся со своим двойником. Не верьте подобному бреду. Просто попробуйте представить, да, вот прямо сейчас, напротив себя – себя самого, из плоти и крови…. И ответьте мне, смогли бы вы хотя бы прикоснутся к нему?
Я молча отошёл и налил себе и ему виски.
- Давай рассуждать логично, - я протянул ему выпивку, - нас просто не может быть двое. Ты это понимаешь?
- Естественно.
- Хорошо, - я старался сохранять спокойствие, хотя, чёрт подери, это стоило мне больших трудов, - тогда ты понимаешь также что один из нас – самозванец.
- Ну пока что всё логично. – он улыбнулся и я отметил что улыбка его меня не отталкивает…. Если честно, я никогда не умел улыбаться так. Просто и искренне, походя. Я словно клеил улыбку на своё лицо, как пластырь. Она убеждала кого угодно, кроме меня самого.
- Я помню всю свою жизнь, начиная с самого моего рождения, с детства, которое я провёл в этой самой квартире. И поверь мне, я смогу доказать это кому угодно. – После этого, я, сам не зная зачем, перечислил несколько эпизодов, случившихся со мной в юности и отрочестве. Может, чтобы убедить его…. Или себя?
Улыбка сползла с его лица. Он смотрел на меня так, словно видел меня впервые и, о боги, этот взгляд ничего хорошего не предвещал…. Я вообще не видел таких взглядов раньше.
А потом начал говорить он. Он говорил недолго, но этого хватило. Хватило, чтобы я поверил во всё что угодно. Он говорил о таких вещах, которые заставляли меня краснеть и сгорать от стыда. У всех есть свои маленькие секреты, о которых лучше не вспоминать. Он говорил так, словно он помнил это. Впрочем, он именно это и утверждал и, клянусь, у меня не было причин не верить ему.
А потом мы надолго замолчали.
V
Я первым нарушил молчание. Моя «галлюцинация» видимо всё же ею и являлась, ибо мой воспалённый мозг отказывался принимать и понимать какие либо иные причины происходящего.
Странно было видеть себя самого в таком виде. Он, (или это был я?) сидел, положив голову на свою мускулистую загорелую руку и, уставившись в какую-то точку на стене, молчал. Я не знал, чем могу помочь нам. И всё же первым молчание нарушил именно я. Может быть, помогло виски, которым он угостил меня…. Я снял плащ и подошёл к нему. И сказал…
- Знаешь, я всегда хотел поговорить с тобой.
Никогда ещё у меня не было такого странного разговора. Никогда и никто не понимал меня так хорошо и так плохо одновременно. Это было очень странное чувство. Он был словно я, но только вывернутый наизнанку. Все мои комплексы, страхи и тайны были известны ему лучше меня самого. Но я тоже знал о нём очень много. Он называл меня слабаком и неудачником, ненавидящим весь мир и винящим в своих бедах только окружающих – никогда себя.
И я соглашался.
Я говорил ему, что он поправший совесть эгоист, ставящий своё благополучие превыше всего, не слыхавший о слове «мораль» и «честь», завидующий тем, кто выше него и презирающий тех, кто ниже.
И он тоже соглашался со мной.
Он говорил, что ему нехватает моей терпимости, спокойствия и честности.
Я вторил ему – а мне нужна твоя сила, твоя уверенность и целеустремлённость.
Он завидовал моему уму и чувственности.
Я сожалел, что во мне нет его хитрости и холодной расчётливости.
Беседа была сродни потоку, взломавшему плотину. Сомневаюсь, что теперь мы бы отпустили друг друга. Мы были больше чем друзья, любовники, больше чем что угодно… Больше чем две души, нашедшие своё подобие. Нет, мы были чем-то много большим. Чем-то целым. Словно две половинки расколотой вазы, которую неумелые руки разбили когда-то, а затем попытались сложить вновь.
Но разбитую вазу не склеить.
Мы смотрели фотографии. Там где были мама и папа. Я не понимал как такое возможно – но это были одновременно и его и мои родители. И на фотографиях они обнимали меня. И его. И он – я, мы были едины.
Мы быстро пролистнули школьные фото, посмеявшись вдоволь над своими одноклассниками, а затем и сокурсниками. Мы так по-разному смотрели на вещи…. И всё же, всё же было что-то, что делало нас одинаковыми, что-то такое, что выше разума и не может быть объяснено логически.
А потом мы дошли до неё…
Не знаю, заметил ли Алекс, пробежавшей по моему телу дрожи. Наверное заметил. Он повернулся ко мне и долго смотрел мне в глаза. Впрочем, я мог выдержать его взгляд.
- Ты помнишь и её. – это прозвучало с непонятной интонацией, не вопрос, не утверждение…. Но «непонятной» интонацией это звучало бы для кого угодно, но не для меня. Я знал, о чём он.
- Да, помню. – в горле пересохло, а шея резко заболела, словно в неё вновь впилась тугая крепкая капроновая петля. – Мила…
- Ты не смог выдержать расставания с ней. Ты всегда был слишком нежным и чувствительным. Ты не смог выдержать подобного удара восемь лет назад. Я же прав?
- Да, прав. Ты тоже не смог?
- Нет, не смог. – его взгляд вновь устремился куда то вдаль. – Восемь лет назад я был слаб. Хотя я и силён был тоже, если смог пойти на такой шаг как суицид. Странно…
- А потом? – моё сердце часто-часто забилось. Я ещё не знал что, но чувствовал, что мы близко подошли к грани понимания.
- Потом. – улыбка тронула его губы, правда была она странная, будто приклеенная чьей-то неумелой рукой. – потом, когда меня вытащили из петли, и я очнулся в больничной палате, нафаршированный трубками и иголками, ко мне пришло понимание того, что дальше я не могу так жить. Что нужно что-то менять. И я изменил. Я не хотел больше быть слабаком. Я пришёл к ней прямо из больницы. И не ушёл больше. Она не посмела меня оттолкнуть второй раз, и, знаешь, мне казалось, она ждала меня. Я стал сильнее, комплексы и чувства больше не мешали мне жить. Никаких принципов, никаких ненужных сентиментальностей.
Алекс вздохнул и попросил сигарету.
- Ты куришь?
- Нет, но сейчас почему-то хочу. – Он неумело затянулся и, выпустив дым в потолок, продолжил. – В этой квартире я больше не появлялся. Если ты помнишь, её отец был весьма обеспеченным человеком. Он помог мне создать свой собственный бизнес, помог купить новую квартиру, практически в центре, недалеко от того места, где я сбил тебя. Теперь я богат. Но я – не человек. Я не чувствую себя человеком, Алекс. Я стал обладать многим, но потерял нечто много большее. Я чувствовал это все эти годы, хотя и не мог понять, что именно меня беспокоит. Только после нашей встречи, мне кажется, всё стало на свои места. Знаешь, - он снова посмотрел мне в глаза, - я ведь ей изменял. Для меня вообще не составляло никакой проблемы переспать с любой женщиной, которую я захочу. Я делал что хочу, я достигал всего, за что брался, но, чёрт возьми, почему же я все эти годы чувствовал себя таким несчастным?!!
Мы замолчали ненадолго. Я мог, наверное, ответить ему, что это, потому что он стал обыкновенным эгоистом без малейшего намёка на моральные принципы. Но это была бессмыслица. И, самое ужасное, что я понимал это. Будь сказаны эти слова – их сказала бы зависть. Но не я. Я же… Я же сам был таким же как он, несчастным.
- Алекс. Меня тоже спасли доктора. Я так же как и ты очнулся в больничной палате. Но тут, видимо, наши пути расходятся. Потому что меня никто не ждал. Но, самое удивительное, что и мне ничего не было нужно. Я любил Милу, но… Не знаю. Я оказался хозяином своей судьбы. Возможно так сказался перенесённый мною стресс, но, вернувшись домой, я обнаружил что из моей души исчезли все притязания и амбиции. Понимаешь, я всегда мечтал об этом. Довольствоваться малым, тем, что у меня есть сейчас. Я обрёл волю действовать так как того пожелаю. Если у меня что-то не получалось – я просто забывал об этом и брался за что то другое. Я стал беден, словно церковная мышь. Но знаешь, это совершенно не заботило меня. Где то на краю сознания, остатки зависти подогревали неудовлетворённость, но все эти чувства были так незначительны, так мелки… Меня перестало волновать что угодно, апатия захлестнула меня. Я ни из-за чего не переживал, само слово «разочарование», казалось, навеки покинуло лексикон моего сознания, и всё же… Я был несчастен. Я пытался завидовать. Плутал, словно слепой котёнок. Но всё разбивалось о гранитные скалы покорности и смирения. Лишь любовь продолжала жить во мне, и ненависть. Но скажи, что такое ненависть без амбиций??? Есть ли смысл в такой ненависти? Есть ли смысл в сарказме, если он не подкреплён иронией? Зачем нужна зависть, если она не заставляет двигаться вперёд? И зачем нужна любовь без притязаний? Нет. Это не может быть человеческими чувствами.
Я встал и, подойдя к столику, налил себе ещё одну порцию виски. Алекс сидел, видимо шокированный моим откровением. Хотя, быть может, он сам чувствует нечто подобное…. Как может существовать дроблёная личность? Кто же из нас реален? Я не знал ответа, да и кто мог его знать.
VI
Я не знал, что ответить ему. За прошедшие несколько часов моё отношение к черноволосому изменилось. Теперь я и помыслить не мог о том, чтобы чувствовать омерзение к этому человеку. Он и был мной. Он был квинтэссенцией того, что я отринул в своей слепой ярости восемь лет назад. Как оказалось, я совершил ошибку. Ха ха. Смешно получилось.
Я не знаю как вышло подобное. Это всё смахивало на бред умалишённого. Но, самое смешное, что всё это было правдой. Мир сошёл с ума, но не я.
- А где сейчас Мила, Алекс? – его голос вывел меня из прострации…
- Дома, спит. Где же ещё ей быть. – я хотел удивиться этому вопросу, но вспомнил о том что второй я не видел Милу долгих восемь лет. И в отличие от меня, первого, второй её всё ещё любил. – Ты хочешь её увидеть?
- Я не знаю…
- Хочешь. Я – знаю. – кажется мною вновь завладел демон действия, хотя я слабо отдавал себе в этом отчёт – слишком много свалилось на меня информации за короткое время, и слишком мало я ещё в этом понимал.
Черноволосый я слабо сопротивлялся, но я чуть ли не пинками выгнал его на улицу, под всё ещё не закончившийся дождь. Я достал мобильный и вызвал такси. Водитель подъехавшей вскоре машины взглянул на нас не то чтобы странно, а даже и с некоторым испугом, но я не придал этому значения. Ха ха, не каждый раз ему приходится подвозить двух близнецов с дикими, горящими сумасшествием глазами. Я не знал, но очень подозревал, что от обычных близнецов мы отличаемся столь же сильно, как белый цвет от чёрного. Что то было сейчас в нашем облике такое, что могло бы испугать кого угодно. Правда мне не очень хотелось пугать мою жену, но она меня любит, и должна понять, что к чему.
Мысли мои путались, все привычные человеческому обществу оценки рушились и таяли, словно их и не было. Как относится к Алексу? Как брату? Другу? Но он много больше, чем брат или друг. Я с трудом осознавал, что он это и есть – я. Это выше человеческого понимания. И нечеловеческого тоже.
Мы ехали по пустынной дороге, мягко шелестели по асфальту тугие колёса старенького такси, а мимо нас проплывали исполинские здания. Утро зажигало в окнах огни, люди просыпались, собирались идти на работу… Они были живыми. И потому – чуждыми мне. Когда то я читал про синдром Котарда – когда человеку кажется, что реален в этом мире лишь он сам, находящийся среди мертвецов. Словно в насмешку над великим исследователем человеческой психики, я испытывал чувство прямопротивоположное. Я-то знал теперь точно, что я как раз, скорее всего не являюсь реальным. Интересно, кто чей плод воображения, я Алекса или Алекс – мой? Мир фантомов кружил нас в своём диком танце и я, наверное, впервые за последние восемь лет рассмеялся совершенно искренне.
Водитель с ужасом посмотрел на меня и машина опасно вильнула. Алекс, что сидел подле меня протянул руку и она, пройдя сквозь спинку пассажирского сидения, прозрачная, схватилась за руль. Он пытался удержать авто, но водитель, видимо совсем обезумев от страха, резко вывернул колесо вправо, и старое такси, не выдержав столь беспардонного обращения, вышло из-под контроля. Где то под приборной панелью раздался противный хруст вышедшего из строя гироскопа, перед лобовым стеклом мелькнула тупая морда припаркованного бензовоза, к которому нас несло с сумасшедшей скоростью, а секунду спустя всё утонуло в оранжево-чёрном пламени взрыва.
VII
Вы когда-нибудь умирали? Глупый вопрос, я знаю…. Никто не может умереть и воскреснуть, мы всё-таки не боги. Но, в тот момент, когда меня и Алекса поглотила вспышка яростного бензинового огня, мне показалось, что я умер. Я словно вознёсся над дорогой, над полыхающим, где то внизу, под сетью затихающего к утру дождя, старым колёсным автомобилем. Мне почему-то всегда казалось, что именно так души покидают свои, отслужившие положенное им, тела.
Было хорошо, легко, и чуточку грустно…
Говорят, перед глазами умирающего человека проносится вся его жизнь… не верьте. В момент Истины нет дела до подобных мелочей. Хотя… хотя лицо Милы я всё же увидел. Милая Мила. Как смешно, какой нелепый кульбит судьбы, ты всё же досталась мне, но в обличье Алекса. Как глупо и странно – ты осталась с тем, кто уже потерял способность любить. А мне, хоть я и любил тебя, ты уже была не нужна. Да да, Мила, именно так – не нужна. Поистине, забавным чувством судьба одарила меня – любовью, которая кончилась… любовью. Кончилась там же где и началась. Может это и есть та самая, чистая незамутнённая любовь, воспеваемая поэтами? Как жаль если так.
В ней нет смысла…
- В жизни вообще довольно сложно отыскать какой бы то ни было смысл. Спускайся сюда. – голос Милы звучал холодно и зло. Я очнулся от своих мыслей и понял, что уже вновь обрёл тело – оно, одетое всё в тот же старый кожаный плащ, парило в метре над дорожным полотном. Оглянувшись, я заметил и Алекса, что сгущался из воздуха недалеко от меня.
- Привет, Мила…
Конечно, вам может показаться, что я должен был сказать что-то иное, но я не знал…. Простите, вас не было рядом со мною в тот момент, чтобы спросить, что говорит человек в подобной ситуации.
- Спускайся. – она немного помолчала и добавила, - оба!
Я помнил её именно такой.
Синие глаза сверкали, но сверкали они не благородной сталью клинка, но холодным вымороженным льдом. Она была всё так же прекрасна, как и в тот день, восемь лет назад, когда покинула меня. О, она была прекрасна. Но прекрасна красотой ядовитой змеи. За спиной Милы стояли люди в камуфляжной форме, с каким-то неизвестным мне оружием в крепких бетонных кулаках, меня со всех сторон освещали прожектора башен боевых машин, но всё что я видел в тот момент – её лицо…
Я не хотел спускаться. Мне не терпелось в полной мере насладится властью открытых мною возможностей моего тела. Наверное Алексу тоже… Я увидел, как он, сильной, мускулистой молнией метнулся вниз, пронзив в своём безумном прыжке как минимум три машины, что тотчас же вспыхнули подобно факелам… Видел как он схватился с людьми, окружавшими нас, слышал как кричал мне что-то, когда бледно-голубые силовые поля захватили в недвижимый плен его руки и ноги…
Но всё это померкло пред лицом той, что я люблю.
А потом я умер уже по-настоящему…, ибо в том виде, в котором мы(я) существуем с той поры, нас нельзя назвать жизнью… Хотя, наверное и смертью тоже нельзя.
Вот теперь нам действительно смешно.
VIII
Теперь мы сидим в банке. Иногда приходит Мила и разговаривает с нами. Правда мы плохо её понимаем. Ведь нас очень много… много больше чем Алекс1 и Алекс2, и для того чтобы воспринимать любую, даже самую незначительную информацию нам приходится действовать сообща. Сначала мы не хотели слушать Любовь, Желание, Боль и Ненависть – потому что нам казалось, что они запутывают нас. Разум и Расчёт так говорили во всяком случае. Но после долгих лет неудач мы поняли, что без них тоже нельзя.
Мила постарела. Прошло очень много лет с тех пор, как она и её отец разложили нас. Отец её уже умер. Когда то он был величайшим учёным нашей страны, мечтал о создании идеального человека. Правда со временем он сошёл с ума. Но нам кажется, что это немного не так. Просто Совесть в нём победила и позвала Разочарование и Боль покончить с ним.
Иногда нам дают посмотреть на тело, что было нам вместилищем – оказалось, что оно так и не вышло из комы после того, как Мила бросила его. Хотя ей жаловаться не стоит. Если бы не оно – ей бы никогда не пришла в голову мысль создать Алекса1 и Алекса2. Она не любила просто Алекса. В нём она находила слишком много недостатков. И когда он попытался покончить с собой, да так удачно, что оказался зажат меж двух миров – сознание его жило, а сам он остался в этом мире лишь в качестве придатка для очень сложных медицинских аппаратов, поддерживающих в нём подобие жизни, Мила поняла, что настал её звёздный час.
Её отец, как мы уже сказали, был крупным учёным и работал на оборонную промышленность. Он создавал идеальное тело для идеального человека. Тело было создано прекрасное – неотличимое от настоящего, но обладающее такими способностями, которые невозможно вообразить сейчас даже нам. Неуничтожимое, левитирующее, проходящее сквозь любую преграду. Великолепное тело. Не было только идеальной души.
Ничтоже сумняшеся Мила предложила создать таковую, просто исключив из «слабого» человека «лишние, делающие его слабым, качества»…
Но военное ведомство страны не создано только для удовлетворения амбиций взбалмошной профессорской дочки. К «эксперименту» подошли более чем серьёзно. Душа Алекса была тщательно разделена и помещена в два совершенно одинаковых «идеальных» тела.
Так появился Алекс1 и Алекс2. За ними наблюдали и тщательно следили. А когда они, осознав сотую часть себя, вышли из под контроля, Мила загнала их в банки, «исправляя ошибку молодости».
Эксперимент продолжается. Мила не простила Алексу1 его «слабость». Странная… Она сама создала его таким, каким захотела.
Отец долго отговаривал её, но его влияние на военных становилось всё меньше, а Мила забиралась всё выше и выше. Ей мало двух Алексов. Теперь нас что то около четырёх тысяч. Во всяком случае именно столько «чистых эмоциональных оттенков» она нашла в человеческом организме. Нам кажется она ошибается.
Так или иначе она не оставляет попыток создать «идеальное существо».
Если честно, нам кажется, что ей овладело Безумие.
В подобном существовании есть свои плюсы. Мы не испытываем потребности в еде, не страдаем от жажды, чтобы жить нам не нужен кислород. Мы почти всемогущи – ведь мы всепроникающи, и можем постучатся Вам в голову в любой момент… да, если будем свободны. Это - единственная вещь, которой нам действительно нехватает. Ведь к сожалению Мила всё же нашла способ заключить нас в баночку.
Иногда нас ставят на окно и мы видим звёзды – у Милы с возрастом развилась астма - она не может жить в душном городе, и её лаборатория находится высоко над уровнем радиоактивного смога.
Мы завидуем звёздам. Они свободны.
Когда-нибудь мы тоже станем свободны. И мы дадим волю Ненависти и Злобе. Мы должны это сделать. Даже Доброта и Смирение признали это.
Ведь как ещё дать вам понять, насколько важно каждое из нас?
Мы придём. Обещаем.
© Rain Bringerhate 19\09\2011
Наверх
