измерение метафизическое
Фильм непростой. Автор пытается выяснить природу творческих потенций человека и ставит вопрос о немощи человека управлять этими потенциями, а наоборот о полном контроле мощного, гениального творческого начала сознательным в человеке.
Эта идея доказывается нарастающим шквалом безумия героини как расплаты за один вечер в роли творца, за единственный контакт с неопосредованной, неискаженной рамками нашего убогого сознания действительностью. Но накал роста выразительности этой идеи, автором невыдержан на должной высоте. Финал фильма даже немного пошловат на фоне остального полотна повествования. Автор подает физическую смерть героини как самую страшную цену за способность творить. Конечно, автор дает героине смерть и как инструмент в творчестве, но мотив роли смерти как цены здесь сильнее. Я думаю, что смерть личности и индивидуальности героини, т.е. ее смерть в ментальном пространстве, была более дорогой ценой чем смерть в пространстве реальном. Ведь если бы героиня «ушла в роль» и «не вернулась», т.е. осталась бы навсегда черным лебедем – это было бы пострашнее временного превращения в черного лебедя и физической смерти как цены обратного превращения в человека, могущего и оценивающего собственное творчество, превращения в наблюдателя совершенства. Самое страшное для творца – достижение абсолютной органичности, не дающей возможности задуматься о совершенстве, увидеть совершенство своего творения, выход его искусства из эстетической системы координат, т.е. превращение мыслящего творца в слепую силу Природы, в Стихию.
измерение лицедейское
Режиссер заставил актеров сыграть на пределе человеческих возможностей. Когда я видел Венсана Касселя в этой, в общем-то, небольшой роли, то я забывал о десятилетиях его работы в легкомысленном французском кинематографе. Показ реакции его героя на финальный поцелуй, эти две секунды – верх его карьеры, это - то самое совершенство, за которым гонялась героиня фильма. О работе Портман говорить вообще невозможно без суеверного ужаса. Возникает ощущение, что она перестала быть собой, а превратилась в свою героиню. Ужас возникает от того, что мы знаем пример Хита Леджера, которого, возможно, убил его Джокер. Портман превратилась в живой неясный липкий страх, в существо, в сознании которого поселилось одержимость и безумие. Уровень перевоплощения абсолютный, даже я, как зритель, жил два часа вместе с этим страхом и безумием. А в конце фильма Портман реально превращается в Черного Лебедя. Я думаю, в этом фильме мы стали свидетелями рождения примы кинематографа. Впервые женщина сумела заглянуть туда, куда до нее могли заглянуть только мужчины: Род Стайгер, Аль Пачино, Михаил Ульянов и Марлон Брандо.
измерение движущихся картинок
Кино - то искусство, которому, в принципе, не нужен сюжет. На примере творчества Феллини мы видим, что, со временем, сюжет стал его тяготить и сюжеты его фильмов становились все примитивнее и примитивнее, но выразительность его кино, сила воздействия все мощнее и мощнее. А, например, кино Рязанова или, скажем Захарова, можно перенести на сцену и ничего не изменилось бы (у Захарова, так и есть: его кино – снятые на пленку собственные спектакли). Что мы видим в Черном лебеде? Мы даже не видим, мы участвуем в визуальном шедевре: режиссер не только актерам навязывает свою волю, но и нам, зрителям. Временами фильм снимается ручной камерой и это создает ощущение твоего присутствия в фильме. Сначала это раздражает и напрягает зрение, но потом ты забываешь об этом и сопрягаешься с картинкой, так режиссер и оператор достигают того самого эффекта ваяния «второй действительности». Режиссер с оператором смогли также передать нам бедность реального мира, в котором вынуждена жить героиня. Эта ее убогая квартирка, убогие улицы города, убогие театральные коридоры – показаны очень живо. Их серость оттеняет яркость того волшебного мира, в который стремится попасть героиня. И то, что зритель имеет возможность этот контраст почувствовать - заслуга съемочной группы. Я не поклонник балета, но режиссер с оператором смогли мне открыть глаза на поразительную красоту балета. Сцена, открывающая фильм, когда темнота зала, видимого на экране, сливается с темнотой зала, в котором мы сидим – создает ощущение, что героиня танцует в ньютоновом Абсолютном Пространстве. Вообще все сцены танцев завораживают, но финальный танец – это пример стопроцентной визуализации человеческой мысли, то о которой я говорил, но это и зрелище сильнейшей эмоциональной мощи и тут опять режиссеру не хватило внутренней культуры, такта и деликатности: мы и без этой глупой графики видим, что героиня превращается в Черного Лебедя, и актер, и оператор, и режиссер, этот мощный ансамбль заставляет нас поверить в это, но все смазывается вырастающими пошлыми крыльями.
Такого кино не снимали давно.
В-общем, филь нужно смотреть всем.
Сообщение отредактировал ситх: 13 February 2011 - 20:09