В этой теме нет ответов

[karl2233]

Лиха беда — начать с начала,
Но не составит мне труда
Содрать из сказочных анналов
Два слова, тасканных немало.
Итак, начнем. Жила-была…
Жила-была в деревне русской
На благодатной стороне,
Уже не помню точно где,
Семья Ильи. Жила негусто.
С утра до позднего заката
Отец и мать, впряжась в соху,
Тихонечко ругаясь матом,
Кляли проклятую судьбу.
Их сын, Илья, мужик в расцвете,
Днем из избы не выходил,
И, в окружении кадил,
Сидел, как пень, на табурете.
Бедою сердце донимал:
Уж тридцать лет хуй не вставал…
Собою ладен, крепок силой
С тоской глядел порой в окно
Как бегает со смехом мимо,
Виляя ляжками игриво,
Стадами местное блядво.
В который раз по ним вздыхал,
И член рукой без толку мял.
Куда там выйти на гулянье!
Да и не звал его никто.
Когда не долбит долото,
Кому он нужен на свиданьи!
С трудом снося такой позор,
Он лишь у окон вел дозор.
А вечером, хлебнувши браги,
Набравшись, наконец, отваги,
Тайком он крался со двора
И где-то шастал до утра.
Скажу тебе, читатель, прямо:
Прокравшись тихо в ближний лес,
Великовозрастный балбес
В кустах сидел и ждал упрямо,
Когда ж кого-то из подруг
Сюда потрахать приведут.
И жадно, чуть дыша, смотрел,
Как совершался беспредел.
Потом не спал, вздыхал на лавке,
В который раз рукою в плавки
Залазил… Член лежал спокойно,
Размеры соблюдя достойно.
И, потерявши интерес,
На жизни он поставил крест.
На том бы кончился рассказ,
И мы расстались бы сейчас.
Но, видно, есть на свете Бог,
И случай вдруг Илье помог.

2
Однажды хмуро, как всегда,
Сидел Илюша у окна
Весь погружен в свои печали,
Как в дверь тихонько постучали.
Илья открыл — и обомлел.
Вот он, мечтаний всех предел!
В избу вошла краса-девица,
И, попросив попить водицы,
Устало стерла пот с чела,
И у порога замерла.
Илья дрожащею рукою
Ей ковшик подает с водою,
А сам глазами девку жрет,
И мысли черные ведет.
И так, и сяк ее поставит,
То к косяку дверей приставит,
То в лавку головой упрет,
То хуй ей за щеку сует.
И понял вдруг Илья-мудрец,
Что в бабу втюрился вконец.
«Кто ты, красавица, откуда?
Русоволоса, полногруда… —
С тоской подумалось Илье. —
Эх, засандалить бы тебе!»
Но, вспомнив про свою беду,
Он опустил глаза долу,
Вздохнул, и снова загрустил.
Девица же, воды попив,
Румянцем сразу залилась,
Повеселев, подобралась,
И улыбнулась так игриво,
Так ослепительно красиво,
Что наш Илья решил себе
Закончить жизнь свою в петле.
Но тут не грех остановиться,
И хоть немного объясниться,
Чтоб ты, читатель, не подумал,
Что я Илью сгубить удумал.

Была девица та колдуньей,
Жила одна в глухом лесу.
Чтоб сохранить свою красу,
Купалась тайно в полнолунье
В укромном месте на пруду,
И берегла свою пизду.
Жизнь в одиночестве скучна!
И вскоре поняла она,
Чего ей так недоставало.
Но, подвернув кому попало,
Простить бы не смогла себе.
И тут узнала об Илье.
Подробно справки навела,
Досье тихонько собрала,
Илью по папкам разложила,
Над ними колдовала ночь,
И утром все-таки решила,
Что можно им двоим помочь.
Ему — поднять упавший хрен,
Чтоб не висел ниже колен,
А ей — познать мужскую страсть,
И в бездну удовольствий пасть.
И с тем отправилась в село,
Куда нас с вами занесло.

Ну что ж, продолжим наш рассказ.
Как там дела идут у нас?
Застыл как вкопанный Илья,
Не соображая ни хуя.
— Чего, Илюша, нос повесил?
Чего, милок, ты так невесел? —
Пропела ласково ему. —
Уж не садишься ли в тюрьму?
— Тюрьма — хуйня! — он ей ответил. —
Беда похуже у меня.
Тут, блядь, такое, что на свете
Несчастней всех, наверно, я…
— Ну, полно! Знаю твое горе.
И помогу тебе я вскоре
И ковшик, что стоял у лавки,
Опять наполнила водой.
Из декольте достав две травки
И закрепив их на булавке,
Варить поставила настой.
Дрожали оба в ожиданье.
Илья — не веря в жизни фарт,
А баба — чувствуя азарт,
Шептала тихо заклинанья…
— Ну вот, Илья, питье готово!
Илюша, не сказав ни слова,
Весь ковшик мигом притоптал,
А травку, обсосав, сжевал.
Пошел по жилам кипяток,
К хую погнав крови приток!
И вдруг почувствовал Илья,
Как поднимается матня,
Штаны трещат, холстина рвется,
Колдунья радостно смеется!
И с удивленьем между ног
Увидел он могучий рог,
Который целился как раз
Прекрасной деве между глаз.
Вот это да! Такого хуя
Земля не видела давно.
Залупу вывали любую,
Все по сравненью с ним — говно!
А девица, от счастья взвыв,
Илью на спину повалив,
Рубаху споднюю задрала,
И над колом торчащим встала.
Примерившись пиздой, с размаху,
Решительно вскочила на хуй.
Тихонько вскрикнула сперва,
От первой боли замерла,
Хотела встать — не тут-то было!
Илья вцепился что есть силы,
И засадил ей до конца,
Аж побелела вся с лица.
Илья, дорвавшись до пизды,
Понятно, не бросал узды!
И баба, попривыкнув к хую,
Закрыв глаза, вздохнула сладко,
Внутри себя его смакуя,
Пошла размашисто вприсядку.
Илья же снизу поддавал,
И лапами ей сиськи мял…
Через минуту оба взвыли,
И с наслаждением приплыли.
Илья ей полный бак налил,
Все, что за тридцать лет скопил!
Взопрели оба, точно в мыле.
Забив вдвоем победный гол,
Они объятья расцепили,
Ночной горшок Ильи разбили,
И грузно рухнули на пол…

…Илья не сразу оклемался.
Открыл глаза, лапнул рукой.
Уж не приснилось, испугался?
Потрогал член могучий свой…
А рядом баба еле дышит,
И, словно печка, жаром пышет!
К ней проявивши интерес,
Он снова на нее полез…
Да… Мало ей не показалось.
Теперь с Илюшей не балуй!
И как, бедняжка, ни старалась,
Не падал богатырский хуй!
И вскоре поняла она,
Что помереть обречена.
«Сама себя поймала в сети!
Меня он точно заебет.
Иль захлебнусь я при минете,
Иль жопу в клочья разорвет,
И мне пиздец придет во цвете, —
Мелькнуло у нее в мозгу, —
Коль я сейчас же не сбегу!»
Девица так себе решила,
И собираться поспешила,
Пока Илья решил вздремнуть,
А после снова девку вдуть.
С трудом передвигая ноги,
Она помчалась по дороге,
Клянясь не покидать свой лес,
И больше — никаких чудес!

Илья часок-другой поспал.
Проснулся. Член мгновенно встал.
Пустую избу оглядел,
Смекнув, что больше не у дел.
Вздохнул, и выглянул в окно —
Опять тусуется блядво!
«Ага, — решил себе Илья, —
Сейчас из дому выйду я.
Довольно шастать по кустам!
Уж я просраться всем вам дам…»
Сменил нательную рубаху,
Надел парадные портки,
Глотнул стакан единым махом,
И грохнул об пол на куски.
Ну, Русь, готовься, жопу мыль —
Родился новый богатырь!

3
Что ж, мой читатель, так бывает:
Кого Судьба бедою мает,
Кто натерпелся столько лет,
Кому не мил уж белый свет,
Она или совсем погубит,
И головой в говно засунет,
Или со смехом вознесет
На самый верх своих высот.
Илюше, право, повезло!
Старухам-сплетницам назло
Судьба его вдруг приласкала,
Позволив жизнь начать сначала…

Илья, свой опыт тренируя,
Пыхтел, не покладая хуя.
В деревне всех переебал,
И вскорости азарт пропал.
Все чаще стал смотреть Илья,
Взобравшись на гору крутую,
Доверив взор компасу-хую,
За лес, на дальние края.
Его влекла к себе столица,
Как пышнотелая девица.
И часто он отца просил,
Чтоб Киев глянуть отпустил.
И так в конце концов достал,
Что тот свое согласье дал.
Благословили на дорогу,
Собрали узелок с едой,
Всплакнули всей семьей немного,
Потом шли долго за Ильей,
И за селом остановились,
Расцеловались и простились.
Пошел Илья, без мук сомнений,
Искать на жопу приключений.

Ах, эти русские дороги!
Сейчас, иль триста лет назад,
По ним шагали наши ноги,
Снося и грязь, и снегопад.
Нигде таких дорог не сыщешь.
Тут ям и колдоебин — тыщи!
Асфальт, понятно, в те края
Не завозили ни хуя.
Так что татарская Орда,
Что сдуру забрела сюда,
Грязь помесила двести лет…
Теперь ее простыл и след.
Но для простого мужика,
На грудь принявшего слегка,
Дорога, что бежала вдаль,
Была, как «Форду» магистраль.
По ней шагал Илюша смело,
Не забывая и про дело:
Прохожих баб в кусты таскал,
И пыл свой с ними остужал…
В конце концов, как ей ни длиться,
Дорога привела к столице,
И златоглавый Киев-град
Явил Илюше свой фасад.
Он, заплатив пятак у входа,
Опизденев от толп народа,
Глазел вовсю по сторонам
На блядовитых местных дам.
И скоро понял наш Илья,
Что столько верст прошел не зря.
«Вот это да! Вот это бабы!
А терема — что небоскреб!»
Илья почуял, что пора бы…
Дай волю — всех бы перееб!
Но он держал себя в узде,
И гнал все мысли о пизде.
По улицам ходил, смотрел,
Глаза пучил, башкой вертел.
Дивился киевским базарам:
Меха, икра — почти что даром!
Лежат колбасы, балыки,
Сыры огромными кругами.
И с самогоном бутылями
Заставлены все уголки…
Свободный торг, базар-мечта!
Вокруг ни одного мента.
Ни гастролеров-рэкетиров,
Ни спекулянтов у сортиров.
Короче, жил тогда народ,
И что хотел кидал в свой рот!
Под вечер парень притомился,
И, чтоб немного отдохнуть,
Он в кабаке слегка напился,
С какой-то шайкою сцепился,
И рожи им помял чуть-чуть.
Прогнав ребят за поворот,
Сел отдышаться у ворот
Какого-то большого дома
На кучу брошенной соломы.
Вдруг отворилися ворота —
И на Илью нашла икота!
Из них явилась, свет очей,
Бабенка, печки горячей.
Илью в светлицу пригласила,
И белой ручкой поманила…
Я сам, признаться, прихуел,
И, как Илья, на жопу сел.

Девицу Марфу удалую
В округе знали все давно.
Еще не находилось хуя,
Чтоб не был для нее — говно.
Она могла два пальца стиснуть
В пизде и залихватски свистнуть.
Иль, вызывая общий смех,
Пиздою раздавить орех.
Две сиськи, словно две подушки,
Две ляжки, мощные, как дуб…
Рыдали мелкие блядушки,
Грызя на шеях безделушки,
Точили на Матрену зуб!
Она ж на них, смеясь, плевала,
А что не так — намнет бока.
Зарядит суке по ебалу,
И враз уводит мужика.
Так что Матрену все боялись,
Хотя в душе и преклонялись.
Илюша в самый раз попался…
Какой кусок ему достался!

Пока я у ворот сидел
И с вами тут про жизнь пиздел,
Бабенка время не теряла,
Илью с почетом принимала,
На стол собрала пить и есть,
И, предложив ему присесть,
Постель духами окропила,
За домом баньку протопила,
И пригласила молодца
Смыть пыль дорожную с лица.
Илья, нажравшись, согласился,
Хотя немало удивился.
Однак, прекрасно понимал,
Зачем весь этот карнавал.
Перекрестившись, он разделся.
С дороги банька хороша!
Расслабился, парком согрелся,
Намылил яйца не спеша,
Бока березою побил,
Воды на камешки подлил…
А Марфа в щелку наблюдала.
Как хуй Илюшин увидала,
Так чуть не кончилась у щели,
И, вся горя, толкнула двери.
Упали на пол бабьи шмотки.
Похерив скромности манер,
Она глаза прикрыла кротко,
И прошептала: «Мой размер…»
Не в силах свой сдержать порыв,
Хуй поцелуями покрыв,
Перед Ильею в восхищенье
Матрена пала на колени,
Уже устав себя терзать,
И жадно принялась сосать.
С трудом огромную залупу
Матрена впихивала в рот.
— Мне очень жаль, но эта штука,
Наверно, в рот мне не войдет.
А как хотелось бы его
Мне до яиц глотнуть всего! —
Матрена грустно прошептала.
Понятно, парню было мало!
Досадно сделалось Илюше:
— Что ты мусолишь мне вершок?!
И он, схватив ее за уши,
Задвинул хуй аж до кишок.
У Марфы враз дыханье сперло.
Когда такое всунут в горло
Любая стала бы зеленой,
Но не такой была Матрена!
Она c минуту упиралась,
Дышала шумно, задыхалась,
Потом смирилась с положеньем,
Тихонько начала движенья,
Привыкла и пошла опять
Илюшин член вовсю сосать.
И понял с радостью Илья,
Что время проведет не зря!
Да… Редко встретишь, выйдя в свет,
Такой отменнейший минет…
В конце концов Илья взбрыкнул,
Задергался, и труханул.
И напустил ей полный рот,
Аж вздулся у нее живот.
Любовно Марфа член лизнула,
С улыбкой сыто отрыгнула,
Бедром призывно повела,
И позу «раком» приняла.
— Ну что, Илюша-молодец?
Смотри, заждался мой песец!
Лукаво на Илью взглянув,
Ему игриво подмигнув,
Матрена подалась всем телом,
Илью прося заняться делом.
А он того давно уж ждал.
Член, как всегда, опять стоял.
Как бык, копытом землю взрыл,
И ей по яйца засадил.
Хоть опытной была Матрена
Уже давно на этот счет,
Когда была еще ребенок,
Совсем не сиську брала в рот,
А уж хуев перевидала —
Так это просто не считала!
Но тут давило так внутри,
Что с носа сопли потекли!
И пусть ей станет Бог судья.
Чему нам с вами удивляться?
Прекрасно знал наш друг Илья:
Пизда умеет расширяться.
И все меж ног ее пихал…
А к вечеру слегка устал.
Попарил своего страдальца,
Согрел в тепле пустые яйца,
Водой Матрену окатил,
Поднял, на лавку посадил,
И, чтоб пришла она в себя,
Влепил по морде ей. Любя.

4
Ах, эти сплетни, пересуды!
Язык во рту не удержать.
Как не устанут словоблуды
Чужих костей перемывать!
И где берут шальные вести,
Пополнив слухов закрома?
Клянутся, лоб щепоткой крестят,
Бегут скорей в свои дома,
Чтоб там слушок другим продать,
И хорошенько обсосать.

Влетел наутро в Киев-град
Свежайшей новости снаряд,
И разорвался на базаре.
Но как про это все узнали,
Нам остается лишь гадать.
Быть может, Марфе так орать
Вчера не стоило там, в бане,
Когда Илья ее дербанил?
Но факт — упрямая вещица!
Как ни крути, но об Илье
К полудню знала вся столица
И среди слуг, и при дворе.
Великий князь всея Руси
Илью к себе велел просить,
Чтоб убедиться самому,
Не брешет ли народ ему.
Дружину приказал собрать,
И к дому Морфы выступать.

Илья как раз любовь свою
Опять пристраивал к хую.
И только на нее забрался,
Как грохот у ворот раздался.
Облом! Как психанет Илья:
— Еб вашу мать, что за хуйня?! —
Штаны одел, окно открыл —
Поубиваю счас, мудил!
Дружину князя увидал,
И пыл его тотчас пропал…
В поту холодном через время
Стоял пред князем на коленях.
— Ну, здравствуй, милый друг Илья!
А я позвал тебя не зря.
Тут слух прошел в моем народе,
Что богатырь в столице бродит,
Который Марфу ублажил.
Чай, слух не про тебя, скажи? —
Насупил князь сурово брови.
Илья смекнул: не видеть воли…
— Прости, светлейший князь, холопу!
Коль виноват — подставлю жопу.
Но врать не смею я тебе:
Тот слух, наверно, обо мне…
И головой так бахнул в пол,
Что трещиной паркет пошел.
— Ну ладно, будя, — князь смягчился, —
Ты не серчай, погорячился.
И не хуй в доме пол ломать!
Теперь паркета не достать.
А расскажи ты лучше мне,
Как не утоп ты в той дыре?
Я сам не прочь, к чему скрывать,
С хорошей бабою в кровать.
Но Марфу сколько ни ебал,
Так до конца и не достал!
Тебе ж, слыхал, фартило с ней.
Так чем ты взял ее, злодей?
— Скажу как на духу тебе:
Тут дело вовсе не в пизде.
И предложил ему Илюша
Свою историю послушать.
Дивился князь его рассказу,
Не перебил его ни разу,
Лишь по концовке попросив,
Чтоб показал он свой штатив.
Как увидал Илюшин штырь,
Так сразу понял — богатырь!
Вот это подвернулся шанс
Поправить киевский баланс!
И, чтоб его не упустить,
Решил Илью уговорить:
— Чего тебе торчать в деревне?
Давай ко мне на службу, в рать!
Назначу воеводой первым,
И хуй тут есть куда пихать.
Тебе зарплату положу,
А отличишься — награжу!
Согласен? Вот тебе заданье,
А заодно и испытанье:
Проблема, как бельмо в глазу,
В дремучем Муромском лесу.
Гнездо там свил себе злодей
Лесной разбойник — Соловей.
Пройдет мужик — его убьет,
А баба — насмерть заебет.
Тебе, Илья, и карты в руки!
Избавь ты нас от этой суки.
Начальства просьба — что приказ.
Илья, не поднимая глаз,
Ушел готовиться к походу
Во славу русского народа.

К утру Илья прибарахлился,
Кольчугу, латы, шлем купил,
И меч на пояс поцепил
Такой, что весь народ дивился,
Когда им пробовал махать.
Как раз его хую под стать!
Коня из княжеской конюшни
Он под расписку получил,
И за скирдой служанку-шлюшку
На полконца приговорил.
Потом со всеми попрощался,
И на задание умчался…

5
…Дремуч и страшен был тот лес.
Я сам бы хуй туда полез!
Но наш Илья, хоть и боялся,
И жутко матерно ругался,
Все ж по дороге столбовой
Тихонько ехал, как герой.
Вдруг видит: дуб сухой стоит,
На нем гнездо, а в нем сидит
Гроза всех тамошних людей
Свистун, засранец Соловей.
Как глянул на него Илья,
Так чуть не грохнулся с коня.
Такого гнусного урода
Еще не видела земля.
Ну что за мразная пизда
Его на свет произвела?!
А Соловей так засвистел,
Что у Илюши шлем слетел.
«Пиздец, — подумалось Илье, —
Никто не вспомнит обо мне…
Так что же, даром помирать?
Себя ведь надо показать!
А там посмотрим, кто кого.
Иль он меня, иль я его…»
Поднял он на дыбы коня,
И с криком: «Это все хуйня!»
Мечом под корень дуб срубил,
Злодея наземь повалил,
И так влепил ему под глаз,
Что тот забыл, который час.
— Так это ты, ебена мать,
Меня тут вздумал освистать?!
Тот и свистеть перехотел,
Да и усрался между дел.
Взмолился: — Не губи, браток!
Дай мне пожить еще чуток.
Коль сгину — буду в Красной книге,
А внуки — на тебя в обиде.
Ведь я же редкостная птица,
Что раз на тыщу лет родится…
Не стал Илья ханыгу слушать,
Об пень башкой его огрел,
И тот, отдавши Богу душу,
Тихонько бзднул — и околел.

С утра народ под мухой ходит —
Хвала и слава воеводе,
Что подлого убил хмыря —
Лесного гада Соловья!
Сам князь Илью под белы ручки
В свои хоромы проводил,
И бляди, собираясь в кучки,
Писались в очередь для случки,
Забросив ебарей-мудил.
Назавтра в княжеской светлице
В честь победителя Ильи
Сошлись нажраться и напиться
Дружинники-богатыри.
Столы ломились от жратвы,
Слюною наполняя рты.
Виляла жопами прислуга,
Стараясь обскакать друг друга
И порезвее обслужить,
Чтоб на ночь хуй себе нажить.
И к вечеру уже весь дом
Ходил в веселье ходуном.
Великий князь, отведав меда,
Валялся посреди прохода,
И, без толку пытаясь встать,
Все чистил всуе чью-то мать.
Там кто-то в угол наблевал,
А здесь какой-то змей насрал.
Все, кто еще ходить могли,
Те баб где попадя ебли…
Короче, вечерок удался,
В чем я, скажу, не сомневался.
К средине ночи наш Илья,
Конечно, выпив до хуя,
Решил Матрену навестить,
И доброй палкой угостить.
Нашел себе двоих друзей,
Чтоб было топать веселей.
Они пока еще стояли,
Хоть все за воротник кидали.
На брудершафт он выпил с ними.
Один представился: «Добрыня».
Другой язык ворочал плохо,
Но все ж сказал: «Попович… Леха.»
С трудом из-за стола поднялись,
И к Марфе с песнями подались.

Матрене что-то не спалось.
Сама не знала, что творится:
То крутанет в суставе кость,
То вдруг заломит в пояснице…
Пизду свело, сердечко бьется,
И в голову дурное прется.
«Хоть бы скорей Илья пришел,
А то, ну хоть садись на кол!»
Едва подумать так успела,
Как за дверями — голоса.
От счастья баба аж вспотела —
Уже ль слыхали небеса?!
И, зацепив косяк плечом,
Друзья ввалились к Марфе в дом.
— Привет, Матрена, дорогая!
Встречай гостей, ебена мать!
Мы тут с ребятами гуляем…
Стели постель, и дай пожрать!
Матрена мухой постелилась,
И на икону покрестилась,
Пока веселая братва
Глушила водкой осетра.
Во привалило счастье ей,
Послав троих богатырей!
Все три — красавцы, и Матрена
На них глядела умиленно.
Тем временем Илья почуял
В своих штанах давленье хуя,
И, чтоб друзьям развеять скуку,
Придумал вот какую штуку:
— Ты, Марфа, баба хоть куда!
Что грех таить? Твоя пизда
Меня к себе приворожила,
И я готов, пока есть силы,
Пока не буду помирать,
И день, и ночь тебя ебать.
Так я к чему? Задам вопрос:
Ты не желаешь «на колхоз»?»
Вопрос Матрену удивил,
И, честно говоря, смутил.
Она с девичества ебалась,
Но в группняках не упражнялась.
Однак, три хуя упустить,
Так значит еблю не любить!
Чего тут ждать, когда невмочь?
Прогнав свои сомненья прочь,
Она Илюшу обняла,
И тем согласие дала.

Когда игривую подругу
Привел ты в круг своих друзей,
Как не подставить ее другу,
Чтоб другу стало веселей?

Облапив радостно Матрену,
Илья, накрыв тряпьем икону,
Поцеловал ее взасос,
Раздел, и на кровать отнес.
Матрена на спину легла,
Призывно ноги развела,
Потерла пальцами соски —
И охуели мужики!
Едва держася на ногах,
Хуями путаясь в штанах,
Друзья на Марфу повалились
И кто куда совать пустились.
Минуту длилась суета,
Пока все заняли места.
Илья рванул с себя рубаху,
И посадил Матрену на хуй.
Добрыня, выпятив живот,
Приправу вставил бабе в рот.
А Леха долго примерялся,
Вокруг Матрены походил,
Потом вскричал: «Идея, братцы!»
И в задний мост загородил.
Так вчетвером они пыхтели,
И каждый, вроде, был при деле.
Кровать, что многое видала,
Не выдержав страстей накала,
Вся расползлась и развалилась,
Но ебля не остановилась!
И разом кончила братва,
На Марфу вылив с полведра.
Она лежала, чуть дыша,
Обтрухана, но хороша…
Друзей же хмель вконец свалил,
И все уснули, кто где был.

6
Пока творилось суть да дело,
Пока столица вся гудела,
И вся в умат перепилась,
И нажралась, и наеблась,
Опять на Русь напал злодей.
На этот раз — трехглавый Змей.
Давно хотела эта сволочь
И вероломный оккупант
Надеть на шею княжий бант.
Границу переполз он в полночь,
Спалил с десяток деревень,
Отведал тамошних людей.
Всех прочих данью обложил
Такой, что белый свет не мил!
Народ не в шутку испугался,
И к Киеву гонец подался…

Великий князь стонал в постели.
Мозги с похмелья так болели,
Во рту такая кутерьма,
Как будто съел вчера говна.
Уже глотнул ведро рассола,
Уже блевал на пол с утра…
Давно такого перебора
С ним не бывало, как вчера!
А тут еще внизу гудеж —
Опять Илья поднял галдеж:
С утра друзей опохмелял,
И песни громкие орал.
Вдруг все затихло. Что такое?
Вбежал гонец к нему в покои.
Просил, чтоб не велел казнить,
А дал еще чуток пожить.
Мол, появилася напасть —
Горыныч на Руси лютует.
Сказал, что ночь переночует,
А завтра свергнет княжу власть.
Князь приподнялся на кровати:
— Ты, блядь, холоп, наверно, спятил?!
Что за хуйню ты намолол?
Коль брешешь — посажу на кол!
— Бля буду, пусть я удавлюсь,
На пидора тебе клянусь!
Я сам лишь чудом уцелел.
Чуть этот гад меня не съел!
Что ж, делать нечего, и князь,
Чтоб мордой не ударить в грязь,
Велел Илью к себе позвать,
И с ним вдвоем совет держать.
А через час Илья и други,
Слегка шатаясь с похмелюги,
Взобрались на своих коней
Навешать Змею пиздюлей.

А трехголовый в эту пору,
Устав от хамских дел своих,
Нашел в горе большую нору,
В нее забрался, и затих.
Чтоб не застать его врасплох,
Подстраховался хитрый лох:
Пока две головы уснули,
Одна стояла в карауле.
Илюша, Леха и Добрыня,
Подкравшись к логову врага,
В раздумии чесали дыни —
Своя ведь шкура дорога!
Трехдульный этот огнемет
Огнем спросонья полыхнет —
И поминай потом как звали.
Друзья позицию заняли,
И стали головы ломать,
Как злого Змея наебать.
Смекалка мужиков, бывало,
Не раз от смерти выручала!
И скоро план у них созрел
Такой, что равных не имел.
Смотавшись в ближнюю деревню,
Они там шорох навели,
Собрали баб, и через время
Лихую блядь себе нашли.
Уговорили, напоили
И вместе к Змею повалили.
Горыныч, вроде, отоспался,
Теперь зевал и просыпался.
Открыл глаза, и видит — баба
Идет в чем мама родила!
Высока грудь, станок неслабый,
И длиннонога, и стройна…
И Змей, забыв про все на свете,
В кустах засады не заметив,
На бабу вылупил шары
И показался из норы
С дрожащим хуем в напряженьи,
Мечтая о совокупленьи.
Но не прошел и трех шагов,
Как был повержен и готов!
Ребята время не теряли.
Чтоб не успел он их сожрать,
Ему все пасти замотали,
И к дубу крепко привязали.
Красиво, нечего сказать!
И как Змеюга не пытался,
Дуб из земли не вырывался.
Веревок не порвать. Крепка
Была мужицкая пенька!
Илья схватил его за горло:
— Ну что, гаденыш, погулял?
Пиздец подкрался, сучья морда!
Так, говоришь, крутым ты стал?
И не таких козлов ломали,
Что тут на нашу землю срали!
С хуем ты к нам, ядрена вошь?
Ну так от хуя и помрешь!
…Такого, доложу вам, братцы,
Я в жизни больше не видал.
Змей десять раз успел уссаться,
Пока Илья его ебал!
Мычал, бедняга, землю роя,
Но с двух сторон держали двое.
И, наконец, упал на мох,
Опять уссался, и подох…

Друзья вернулись в Киев-град,
Устроив праздничный парад.
Всех впереди Илюша бравый
Проехал на лихом коне.
К его седлу был Змей трехглавый
Привязан за хуй на ремне.
За ним — его два верных друга
И в жопу пьяная подруга.
Князь за победу над злодеем
Их всех достойно наградил:
Илье поместье подарил
И на дубленку шкуру Змея.
Добрыня с Лехой получили
Червонцев золотых мешок,
Который тут же и спустили,
Устроив бурный «вечерок».
А бабу взяли в рать пока,
И стала девка дочь полка.

Илья остался воеводой.
Пресытившись своей свободой,
Достойней не нашел решенья,
Как сделать Марфе предложенье.
И вскоре свадьбу отгуляли —
Неделю целую бухали.
Весь Киев, только просыпался,
Как снова в жопу ужирался.
И я там был, мед-пиво пил,
С эстрады скоморох вопил —
Не то, что в кабаках сейчас!
Там и узнал я сей рассказ.

Ну что ж, читатель, видит Бог,
Старался я, как только мог.
А что не так вам рассказал,
Тут, каюсь, чуточку приврал.
Но все же были на Руси,
В любой стране о том спроси,
Великих три богатыря!
Народ пиздеть не будет зря…

Ну вот и все. Адью, пока!

Ну, здравствуй, милый мой читатель!
Давно не виделись с тобой.
Надеюсь не нажить проклятий,
Что вновь тревожу твой покой.
Тут навалило новостей!
Язык, известно, без костей,
И каждый им горазд трепать,
Его и мне не удержать.
Хочу тебе я предложить
Чудесный экскурс совершить
В те древнерусские века.
Дорога наша далека…
И перед дальнею дорогой,
Перекрестив себя перстом,
Восславим Русь, помянем Бога,
Став на колени под крестом.
Будь славен ты во век веков,
Чудесный край, земля преданий!
Твоих легенд, твоих сказаний
Я раб, в чем каяться готов!
Но из всего бы выбрал я
Рассказ о трех богатырях…
Когда мы с ними расставались,
Илья женился, а друзья,
Добрыня с Лехой, укатались,
И в рати княжеской остались,
Где воеводой был Илья.
Медовый месяц наш Илюша
На пару с Марфой бил баклуши,
Забросив ратные дела —
Еблись с утра и до утра.
Но вскоре друг наш заскучал.
Все чаще с княжеской дружиной
Он выезжал на полонины,
И там «зарницу» учинял.
Он тосковал по буйной сече.
Матрена ж плакалась у печи.
Любви предчувствуя конец,
Она купила огурец,
И страсть свою им ублажала.
Ах, как Ильи недоставало!
Одна ворочалась в постели,
И до утра ей не спалось.
Илья с дружиной две недели
Все на ученьях, все при деле…
Нет, что-то в жизни не сбылось…
Уже и зелья подливала
Ему в питье, но и оно
Эффекта вовсе не давало.
Что Марфе палка — это мало!
Но так уж Богом решено…
И вскоре ей — какой пиздец! —
Стал лучшим другом огурец.

А наш Илья от лютой скуки
Все грыз военные науки,
И вскоре в знаниях своих
Больших высот уже достиг,
Когда нагрянула беда.
Опять на Русь из-за бугра
Завоеватели пришли
Владенья расширять свои.
Враг был чурбаном-печенегом.
Все не сиделось им в степях.
А раньше часто тут в гостях
Бухали водку с русским хлебом
И уезжали на бровях!
Теперь же все подряд хватали,
Добро тащили, баб ебали,
И потешались втихаря,
Что грохнут князя-главаря.
Поганин-царь их вел с собою.
Нарушив мирный договор,
Ни с кем не шел на разговор,
И сеял смерть на поле боя.
Кордоны русские разбил,
И уж к столице подходил.
Усрался князь, узнав о том.
Как по загривку молотком!
Велел Илью к себе позвать
И срочно войско собирать.

2
Гонец Илью застал за делом.
Тот на доске прикинул мелом
Где, вдруг чего, стоять полкам,
И как давать отпор врагам.
В углу на скомканной постели
Дородная бабенка в теле
Лежала в полузабытье
В своем разорванном шмотье —
Илья всю ночь ее проеб —
И тихо плакала взахлеб.
— Великий князь дружину кличет.
Опять на Русь нашла беда!
В нас печенеги хуем тычут
И грабят наши города.
Илья, тебя зовет народ,
Чтоб дал ты этим гадам в рот! —
В колени бросился гонец. —
А то Руси придет конец!
От счастья прихуел Илья.
В секунду прыгнул в прохоря,
Похлопал бабу по пизде,
И вскоре был уж черт-те где…

Собралась хмурая дружина
На двор у княжеских хором.
Все понимали, что вражина
Зело силен, велик числом.
Илья ж довольно тер ладони,
Хоть и страдал от дикой вони —
То князь с похмелья рядом стал
И перегаром мух сшибал.
Чтоб не глаголить длинной речи,
Перекрестил дружину князь:
— Ну, с Богом, бейте гадов в печень,
Гоните на хуй эту мразь!
Он поднял руку, пошатнулся,
И в землю рожею уткнулся.
Дружина поняла — пора,
И прочь убралась со двора.
Собралась Русь на печенегов
Под предводительством Ильи,
Чтобы еще до первых снегов
Прогнать врагов с родной земли!
…Потрогал князь разбитый нос,
И за Удачу пить уполз…

Да, в жизни я видал немало.
Но, видно, Богом нам дано:
Чем лучше жизнь, богаче стала,
Тем чаще смотришь ты в окно.
Все ждешь, что за тобой придут,
И все, что нажил, отберут…
Вот так и Русь тогда в мученьях
Страдала от шаровиков,
Влекомых жаждой приключений
И содержимым сундуков.
Заметьте: не своих — чужих!
Свои пусты всегда у них…
И пусть я буду поцеватым,
Но факт останется святым:
Здоровым лучше и богатым
Быть, нежли бедным и больным!
Всю жизнь работаешь, копишь,
И недоешь, и недоспишь,
И — на тебе! Готовит рок
Нежданный новый свой урок.

3
Илья с холма из-под руки
Смотрел на вражие полки.
На карте что-то помечал,
Карандашом по лбу стучал,
Потом довольно улыбнулся,
Поссал по ветру с высоты,
По-богатырски потянулся,
Спустился, осмотрел посты,
Велел начальников собрать,
И с ними сел совет держать.
На травке карту разложили,
Над нею головы склонили,
И стали думать и гадать,
Как печенега воевать.
— С холма видать — врагов без счету,
Как волосинок на пизде!
Сюда бы пару пулеметов,
Да нынче времена не те…
Так что, ребята, будет сечь,
И пусть не дрогнет русский меч!
Нет живота нам без свободы!
— За Русь поляжем, воевода!
Илья скривился от досады:
— Умом бы пораскинуть надо!
Подохнуть и дурак горазд,
Чему Поганин-педераст
Со всею бандой будут рады.
Нам нужно их перехитрить,
Царя на жопу посадить.
А чтоб его больнее ранить,
Мы спиздим вражеское знамя
Сегодня ж ночью. Между тем
Я сам нырну в его гарем.
Со мной пойдут Добрыня с Лехой.
Я думаю, гульнем неплохо!

…Та ночь была безлунной, темной.
Илья и двадцать пять бойцов
Из похуистов-молодцов,
Любителей работы стремной,
На крепкий нарвались заслон,
Едва не угодив в полон.
Поганин знал: раз здесь Илья,
Топтаться он не будет зря.
Не видя выходов иных,
Везде расставил часовых.
Короче, план Ильи сорвался.
Под сотню положив врагов,
Он восвоясие убрался,
Не прицепив царю рогов,
Не говоря уже про знамя,
И с горя пил всю ночь с друзьями…

Наутро, мрачный с похмелюги,
Илья, а рядом его други,
Решали сложную напасть:
Как знамя у врага украсть?
В разгар пылающего спора
К ним подошел какой-то дед,
Послушал тему разговора,
И попросился дать совет.
— Пошел ты на хуй, старый пень!
Тут без тебя тошнит весь день. —
Илья в сердцах ногою топнул.
— Иди отсюда, чтоб ты лопнул!
Не суй сюда горбатый нос!
Тебя еще тут хрен принес…
Кто ты такой, ебена мать?!
Счас прикажу четвертовать!
— Постой, Илья, меня послушай!
Ты так орешь, что вянут уши.
Меня все кличут Вечный жид.
Я понимаю, ты сердит,
Но я могу тебе помочь,
Коль знамя спиздить вам невмочь.
— А ты не гонишь? Правда Вечный?
Слыхал я что-то про тебя…
Рассол хлебни вот, огуречный.
Ты извини, эт я любя.
Так что там у тебя за план?
Ну и трещит же шарабан!
— Война войной, а Вечный жид
Всегда лишь правду говорит.
Вам нужно вражеское знамя?
К полудню будет перед вами!
Давно Илья так не смеялся…
А между тем старик убрался,
И вскоре за холмом исчез.
— Ну, насмешил ты, старый бес!
Пока они свое рядили,
О нем совсем было забыли,
Но вдруг опять он появился,
С улыбкой мило извинился
За то, что долго пропадал.
Сам из-за пазухи достал
Пакет, завернутый в газету.
— Ну что ж, Илья, гони монету!
Порадуйся, открой пакет —
Поганин шлет тебе привет.
Илья дрожащими руками
Перед собою развернул —
И вправду! — вражеское знамя…
Трофей такой, что караул!
— Ну, дед, ты дал! Ведь это ж класс!
Какой сюрприз ты нам припас!
Но как добыл его, хитрец?
Теперь Поганину пиздец…
— Война войной, — он им ответил, —
А бизнес бизнесом всегда.
Я много повидал на свете,
Не сосчитать мои года.
В коммерции я знаю толк!
Поганин тоже хитрый волк…
Но я отдал им ваше знамя,
А их — извольте! — перед вами…
С минуту мужики молчали,
Соображая, что к чему.
Когда ж врубились, то едва ли
Мне описать ту кутерьму.
В итоге бедного жида
С носков буцали кто куда.
Не вняв мольбам, потокам слез,
Жиду курносым сделав нос,
Илья, свой обнаживши меч,
Главу седую сбросил с плеч.
В коммерции в те времена
Не разбирались ни хрена…
Вот так и умер Вечный жид,
Как нам преданье говорит.

4
Не знаю, был ли царь Поганин
Своей потерей опечален,
Но наш Илья рвал и метал.
Какой позор, какой скандал!
Так воеводе обосраться!
Велел полкам своим собраться,
И, не жалея живота,
Разбить Поганина-скота!
Со страшным криком вся дружина,
Как стадо бешеных слонов,
Отчаянно, неудержимо
Топча испуганных врагов,
Ворвалась в печенежский стан,
И, не считая своих ран,
Так неприятеля кромсала,
Что те, не выдержав накала,
От страха кинулись бежать.
Да, русский гнев не удержать!
Дождался печенег беды —
Редели вражие ряды.
То тут, то там валялись трупы —
Кто без руки, кто без залупы.
Короче, полная победа!
От полчищ не оставив следа,
Илья вконец угомонился,
Под ель устало опустился,
И приказал, чтоб привели
Губителя родной земли.
Поганин-царь, штаны в говне,
Куда девался взгляд наглючий?
Перед Ильей чернее тучи
Предстал на кожаном ремне.
— Привет, дружок. Аль нагулялся?
Куда ж ты перся, сучий хрен?
Штаны не липнут до колен?
Ведь это ж надо — так усрался!
А ну-ка дружно, мужики,
Тащите с барахлом мешки!
Посмотрим, что наш царь нахапал.
Ты, сука, русских девок лапал?
А мы сейчас без всяких схем
К хую пристроим твой гарем!
Поганин, надобно сказать,
Умел бабенок подбирать.
Штук тридцать жен имел, злодей!
Одна другой была милей.
Царя к березе привязали.
Чтоб этот ненавистный вор
Испил сполна весь свой позор,
Под дружный хохот обоссали.
Поганин русский норов знал,
И молча гордо обтекал…
Илья построил девок в ряд.
Велел раздеться всем подряд.
Те даже пикнуть не посмели —
Вмиг шмотки наземь полетели.
Илюшин хуй, прорвав кольчугу,
Явился тут же в полный рост.
Схватив ближайшую подругу,
Илья рванул штанов подпругу,
И запердолил ей под хвост.
…Поганин выл на пару с бабой,
И все ногами землю рыл.
Как видно, еб гарем он слабо.
Их тридцать, как тут дашь им ладу?
Одна, ну, две — и нету сил.
«Да ты, видать, проголодалась.
Смотри, ну как с цепи сорвалась!»
Илья никак в толк не возьмет:
Да кто же тут кого ебет?
Похоже, девка долго ждала…
Забыв о зрителях вокруг,
Таких чертей Илье давала,
Вконец достав своих подруг!
Все пезды пламенем дышали,
И потушить пожар желали.
А тут как раз из-под полы
Хуи торчали, как колы!
Забыв в момент былые страхи,
Гарем накинулся на рать.
Бросались бабы с криком на хуй,
Как амбразуры закрывать.
И битва снова закипела…
Царевы жены знали дело!
Клянусь, такого группняка
Я в жизни не встречал пока!
Невесел был лишь царь Поганин,
До глубины души изранен.
Лишь что-то злобное мычал,
Да головою все качал.
Работа дотемна кипела.
А к вечеру, наебшись всласть,
Влача измученное тело,
Но все же утоливши страсть,
Илья решил: конец войне!
Пора наведаться к жене.
Собрал с трудом свою дружину,
Нашел в лесу покрепче сук,
На нем Поганина-вражину
Подвесил за яйцо на крюк.
Добро меж всеми разделил,
Гарем приказом упразднил,
И отпустил всех баб домой.
Не надо нам пизды чужой,
Своя уж дома заждалась.
Ждет новостей Великий князь…
Домой, на Киев, вдоль реки,
Илья повел свои полки.

5
Я скоро сказываю сказку,
Да дело медленней идет.
Шуты лишь раз срывают маску,
Чтоб королям представить счет.
Кто верой, правдой служит власти,
Кто славы, почестей достиг,
Кому везет в бубновой масти,
Тому не избежать интриг!
Илье как раз, Судьбе назло,
Уж слишком сказочно везло.
Спроси, кто всех милей народу?
Тебе ответят: «Воевода!»
А девку: «Кто б тебе в мужья?»
Любая выдохнет: «Илья…»

Внутри давила князя жаба.
Стал пуще прежнего бухать.
Илья врага шел воевать,
А у него банкеты, бабы…
А тут очередное вече,
И с избирателями встречи…
Что, если вдруг народ возьмет —
И князя переизберет?
Князь плохо спал, страдал поносом,
И все терзал себя вопросом:
Как удержаться на престоле,
Чтоб жить, как огурец в рассоле?
А тут еще ему к обеду
Подбросили шальную весть,
Что возвращается с победой
Рать, сбив с печенега спесь.
Князь щами чуть не подавился,
Совсем раскис, но спохватился,
И, сделав радостную мину,
Ушел к себе, сутуля спину.
«Пиздец моей приходит власти…
Ну что за блядское житье?!
Как ни крути, нет в жизни счастья.
Еда не радует, питье…
Видать, другого нет пути:
Илюшу надо извести!»

Наутро рать была в столице.
Все собрались на княжий двор.
Сияли радостные лица,
И оды пел церковный хор.
Сам князь участвовал в параде!
Бойцам на шеи висли бляди,
Цветы и мед лились рекой,
Народ качал коня с Ильей.

…Илья под вечер, слава Богу,
Добрался к своему порогу.
Как Марфа мужа увидала —
Сознанье чуть не потеряла!
Как клещ вцепилася в него,
От слез не видя ничего.
— Я так ждала, я так терзалась!
Тебя же где-то хуй носил.
Скорей, Илья, засунь хоть малость,
Держаться нету больше сил!
Илья и сам проголодался,
И вовсе не сопротивлялся,
И тут же, прямо на полу,
Нырнул разок в ее дыру.
А ей, известно, палки мало!
Такое, стерва, вытворяла,
Что бревна сдвинулись в стене,
И треснуло стекло в окне.
Пыл через время был остужен,
Висел измученный конец.
…Матрена, накрывая ужин,
В салат строгала огурец…

С неделю длилось счастье Марфы.
Наебшись вдоволь перед сном,
Ей снились ангелы и арфы,
Цветов душистых полон дом.
А днем с Ильей в саду гуляла,
Любовью, лаской донимала,
Во всем старалась угодить,
И постирать, и накормить.
Да и Илюша присмирел,
И обижать жену не смел.
Не правда ль, чудная семья?
На том бы мог закончить я
Свой незатейливый рассказ.
Но князь сюрпризик им припас.

В то утро дождь лил спозаранку.
Глаза спросонья — не открыть.
А коль вчера ты принял банку,
Потом жену еще пилить
Всю ночь пришлось — весь день бы спал
Под кучей теплых одеял!
А если рядышком с тобою,
К ноге прижавшися пиздою,
Любимая жена лежит,
Никто вставать не поспешит!
И если блядский телефон
Назойливый поднимет звон,
В него швыряешь чем попало,
И глубже лезешь в одеяла…

Илья с Матреной мирно спали.
Вдруг в дверь украдкой постучали,
Тихонько так. Илья спросонку
Мог загадать под селезенку.
— Кого так рано хуй принес? —
Гонцы услышали вопрос.
— От князя весточка у нас!
Велел прибыть к нему сей час.
— А он не двинулся мозгами?
Свой нос на улицу казал?
Да что ему я, самосвал —
Такую грязь месить ногами?!
Гонцов в такую рань он шлет…
Скажите, на хуй пусть идет!
— Нельзя нам без тебя, Илюша.
Он злой с утра, отрежет уши.
Там, говорят, опять напасть…
Пойдем, Илья, не дай пропасть!
С досады крякнул воевода,
Оделся, вышел на крыльцо,
Ругнулся, почесал яйцо:
«Ну и хуевая ж погода!»
И по грязи, как танк, попер
С гонцами к князю на ковер.

6
Наш князь, видать, совсем не спал.
Но все ж себя недаром мучил —
План был готов. Чернее тучи
Илья Великого застал.
— Ты звал меня, Великий князь?
На улице такая мразь…
Один гонец твой утонул.
Воды — ну просто караул!
Надеюсь, ты позвал меня
В столь ранний час к себе не зря?
— Я на тебя зело сердит! —
Князь напустил суровый вид. —
Донес вчера мне весть народ:
В лесу одна пизда живет,
Старуха с костяной ногой,
Что кличут Бабою Ягой.
За вечер секретариат
Принес мне жалоб целый ряд.
Мол, достает народ старуха,
Ни слуха, говорят, ни духа
От тех, кто в лес к ней забредет.
Считаю, это твой просчет!
С каких хуев в моем лесу
Такая вот сопля в носу?!
Пока ты там ебешь Матрену,
Карга ебет моих людей!
Уволю к матери ядреной,
Коль ей не всыплешь пиздюлей!
Илья, хоть был душевно ранен,
Все ж понимал: недоглядел.
Притих, снося потоки брани,
На князя глаз поднять не смел.
Когда же тот угомонился,
Илья угрюмо извинился,
Поклялся выполнить приказ,
И злой убрался с княжьих глаз.
Как за Ильей закрылись двери,
Глаза у князя заблестели.
Куда ушли былые муки?
Довольно потирая руки,
Он объявил, что хочет есть,
И бабу приказал привесть…

Илья домой пришел невесел,
Уселся, голову повесил,
С досады топнул что есть сил,
И Марфе по уху влепил.
Недолга княжеская дружба!
Но что пенять — такая служба…
Илья вздохнул, за час собрался,
И, проклиная дождь, умчался.

Бродил Илья в лесу полдня.
Промок до нитки — все без толку.
И так он чистил князю холку,
Что уши вяли у коня.
Все гуще становился лес,
Но и туда Илья полез.
Вдруг глядь — поляна, а на ней
Изба без окон и дверей
На птичьих тоненьких ногах.
А вонь из ней — ну просто страх!
— Эй, ты, — вскричал Илья, — изба!
Не видно входу ни фига!
Поворотись-ка, буду рад.
Ужель и перед твой, как зад?
Но, то ль глуха была изба,
То ль не давала ей карга,
Стояла, сука, без движенья.
Илья почуял раздраженье.
«Чтоб эта наглая хуйня
Вот так насрала на меня?!
Кто б там ни строил эту дачу,
Сейчас тебе я запиздячу!»
Слегка избушку наклонил,
И меж куриных ног всадил.
Как закудахтает бедняжка!
Давно ей не было так тяжко…
И, жутко проскрипев, изба,
Свалившись на бок, замерла.
Дверь от удара отворилась.
В избушке что-то шевелилось
Под кучей грязного тряпья,
Весь мир нещадно матеря.
И, наконец, Илья увидел
Старуху с костяной ногой.
— Почто, мужик, меня обидел,
Почто нарушил мой покой?
Разворотил хуем крыльцо,
Теперь изба снесет яйцо…
Иль жизнь тебе не дорога?
Я хоть и баба, но — Яга!
— А я — Илья! И мне насрать!
И не хуй тут меня пугать!
А если будешь много вякать,
В ебло получишь, твою мать!
Слыхал я, губишь ты народ,
И не даешь в лесу проход.
Великий князь мне даст монету,
Коль накажу тебя за это.
— Ой, не губи меня, Илья!
Тут получается хуйня:
И мне он тоже обещал
В мешок насыпать драгметалл!
Сегодня ночью он примчался,
Все плакал, гнида, унижался,
Просил, чтобы его спасти,
Тебя со свету извести.
Боится, что его народ
На выборах не изберет…
А я давно уже, Илюша,
Людей не трогаю совсем.
Тебе, лоху, натерли уши,
Что я народ безбожно ем!
Куда мне, старой и беззубой?
И в ступе полетел мотор…
С такою жизнью врежешь дуба.
Как я живая до сих пор?
А князю, пидору, скажи,
Что он врага себе нажил.
— Не одного врага, а двух!
Из гада вышибу я дух!
Ну ладно, бабка, будь здорова.
Ты извини уж, вдруг чего.
И не балуй, смотри мне, снова,
А то дождешься своего!
И, гневною сверкнув десницей,
Илья направился в столицу.

7
Пиздец подкрался незаметно.
Пока Илья в лесу бродил,
Князь пир устроил несусветный,
Все улыбался и шутил.
Похоронив Илью навеки,
Прищуривал довольно веки,
Стаканчик меда осушив
За упокой его души.
Уверен был: мешок с презентом
Спасет его от конкурента.
Добрыня с Лехой не гуляли,
В тарелках вяло ковыряли.
Ну что за пьянка без Ильи?
А слуги все жратву несли,
Лилась рекой в бокалы водка,
И тут же исчезала в глотках.
Хоть и банкетик был неплох,
Друзья почуяли подвох.
Князь как-то странно веселился.
На все вопросы об Илье
Молчал, ну вроде как напился,
И что-то прятал в рукаве.
И, наконец, в разгар веселья,
Прочистив горло чашей зелья,
Из рукава указ достал,
И с грустью вот что прочитал:
— Вы все мои большие други!
В часы жары иль зимней вьюги
Всегда дружина — молодцом!
Старался быть для вас отцом.
Такая русская порода,
Все сплошь — одни богатыри!
Но был меж нами воевода,
Защитник киевской земли.
С печалью сообщу вам весть,
Особо нервным лучше сесть.
Не в силах я сдержать рыданья!
С утра секретное заданье
Он выполнять умчался в лес,
Да там, бедняга, и исчез…
Так встанем же, мои друзья,
Наполним до верху бокалы!
Он сделал доброго немало,
Помянем же богатыря!
У всех как сердце оборвалось.
Дружина дружно разрыдалась,
И поднялась из-за столов
Склоненной сотнею голов…
И в этот миг раскрылись двери.
Все, повернувшись, прихуели:
В дверях стоял живой Илья!
Когда ж толпа пришла в себя,
Такое грянули «Ура!»,
Что было слышно со двора.
А князь, глотнувши было водки,
Застыл в руке с хвостом селедки,
Глаза полезли из орбит…
Имел он очень бледный вид!
Илья схватил его за яйца,
И крепко сжал стальные пальцы:
— А ну, паскуда, расскажи-ка,
Как ты хотел меня сгноить!
Я понимаю, ты Великий,
И хочешь князем дальше быть.
Но расскажи-ка ты народу,
Как ты подставил воеводу!
Земли не чуя под собою,
Князь выложил, как на духу,
Про сговор с Бабою Ягою.
Короче, рыло все в пуху!
Но все ж просил его простить,
И княжьи яйца отпустить.
Илья его уже не слушал,
Он весь от гнева клокотал:
— Ты, падла, сколько тер мне уши?
А сколько, сука, обещал?!
Тебе служил я верой-правдой,
Спасал тебя, скота, не раз,
И не просил себе награды,
Любой твой выполнял приказ!
Ты был мне друг, но все, пиздец,
Тебе предателю, конец!

С утра на лобном месте люди
Над князем суд сошлись судить.
Решили, что такой паскуде
С позором лучше жизнь прожить.
И вот готово наказанье —
Он был руками юных граций,
Всем поколеньям в назиданье,
Искупан в бочке менструаций,
От званья князя отрешен,
И власти на Руси лишен.
И в тот же день Илья собрался,
Свой скарб в повозку погрузил,
Матрену сверху усадил,
И восвоясие убрался.
Как видно, друг наш захотел
Поотдохнуть от ратных дел.
Рука бойца колоть устала,
Хотел он сеять и пахать.
В дружине служба заебала —
Домой! Отца увидеть, мать…
Блюдя в сохранности границы,
Оставил за себя взамен
Двух воевод родной столице,
Присягу их приняв с колен.
Добрыне с Лехою, понятно,
Сей пост почетный был приятным.
А тот, кто жил со злым умыслом
Из князя бывших подпевал,
Был репрессирован и выслан
В Сибирь, осваивать Байкал.

С тех пор молва пошла по свету.
Из уст в уста легенду эту
Передавал и стар, и млад,
На свой рассказывая лад.
Ну вот, читатель, я старался,
И до конца теперь добрался.
Кто скажет, что я ретроград,
То буду очень, очень рад
Его без гнева и без страха
Послать интеллигентно на хуй.
Коль он умен, меня поймет,
А коль дурак, так пусть идет…
Ну, все. Умаялась рука.
Бог даст — увидимся. И.К.

Не знаю, сколько дней минуло,
Как в руки я не брал перо.
Забыла жопа чувство стула,
На стол пылищи намело.
Пытался было пару раз
Продолжить долгий свой рассказ,
Но все чего-то не хватало —
То вдохновенье не стояло,
То не открыть с похмелья очи...
   А наш Илюша, между прочим,
Немало дел наворотил!
И, наконец-то, я решил
Забросить все и лечь на дно,
Поразгребать вокруг говно
И рассказать, друзья мои,
О новых подвигах Ильи.
 
   Мне помнится, мы с ним расстались,
Когда, покинув Киев-град,
Решил вернуться он назад.
   Недолго с Марфой собирались —
Уже тогда она была
Его законная жена —
И, бросив царские палаты,
Подались в отчие пенаты,
К Илье в деревню, на свободу,
Понюхать сельскую природу.
   Когда рука писать устанет,
Меня в деревню тоже тянет.
Болтать не стоит нам о том,
Что там воняет лишь говном!
Кто бабу еб на куче сена,
Кто пил стаканом самогон,
Кто топором рубил полено,
Тот с сельской жизнию знаком!
   Так и Илюша захотел,
От ратных и державных дел
Остыв, побыть с женой своей,
Построить дом, завесть детей,
Отцу помочь с сохой ходить,
И отдохнуть, и пошалить...
 
   В то время на Руси настало
Затишье, мир и благодать.
Жратвы и водки всем хватало,
Врагов за лесом не видать.
В столице меньше стало грязи,
Народ избрал кого-то в князи...
Базар ломился от товаров,
Стекался люд со всей Руси.
Курились бани влажным паром,
А пили — Боже упаси!
Ну кто сейчас в свое нутро
Сумеет водки влить ведро?!
   Хоть и мораль пришла в упадок,
Держался в Киеве порядок.
По беспределу не гуляли,
Баб по согласию ебали.
А кто зарвется вдруг, бывало —
Тому от власти попадало:
То воеводы для столицы
Создали спецотряд милиции
По указанию Ильи.
А если суд, то к князю шли.
   Но в том проблема всякой власти,
Что, кто б ни сел на царский трон,
По десять раз меняет масти,
Крутя по-своему закон.
Без трона человеком был,
Пока пешком, как все, ходил.
Но только на престол залез,
Так сразу вырос до небес!
   Вот так и князю не хватало.
Чего ни есть — все мало, мало...
Торговый люд как заезжает,
Так сразу князь их зазывает,
И долго потчует в светлице,
Дивясь вестям из-за границы.
Давила жаба беспредельно!
Великий князь лишился сна,
Одна мысля сверлила темя:
Послать в далекий путь посла.
Кто ж съездит в дальние края?
И тут пришел на ум Илья...
 
   А наш Илюша в эту пору
Семейный раздувал очаг.
Построил дом себе с забором,
Развел цветы, посеял мак.
   Матрена поралась у печи.
А вечером, задувши свечи,
Резную постелив кровать,
Они с Ильей ложились спать.
И до утра Илюшин дом,
Трясясь, ходил весь ходуном.
В деревне выли все собаки,
Поджав от ужаса хвосты,
Свистели удивленно раки,
Из жоп вылазили глисты —
То, знал и стар, и млад в селе,
Матрена скачет на Илье!
   В бессильной злобе молодушки,
Слезами окропив подушки,
От зависти, прости мне Бог,
Все терли пальцем между ног.
А утром, повстречав Илью,
Тянулись взорами к хую.
Игру затеяв меж собою,
Пытались бабы угадать,
В какой штанине на покое
«Красавец» будет отдыхать?
Илье проходу не давали,
Лукаво глазками стреляли...
Задрала б хвост любая киска!
Но подходить боялись близко.
Что, если Марфа вдруг узнает?
Все кости вмиг переломает!
   Илья страдал, но все ж держался.
При виде баб краснел, смущался.
Эх, докатился, долбоеб —
Хоть видит глаз, да зуб неймет!
А ночью от такой тоски
Он рвал Матрену на куски.
Она ж от радости сияла,
И за любовь все принимала...
 
   Пока творилось суть да дело,
Заметно Марфа пополнела.
Илья, на радость всем в селе,
Ждал прибавления в семье.
   И тут он как с цепи сорвался!
Жена то ела, то спала…
Илья уже не сомневался,
Как дальше повернуть дела.
Вдруг начал шастать на охоту,
Гоняя зверя по болоту.
То в лес сберется по грибы,
То валит топором дубы.
Короче, когти рвал из дома,
Как чем-то занята Матрена.
А сам все время проводил,
Как тот зеленый крокодил:
Лежал в засаде, поджидая,
Пройдет ли мимо блядь какая.
Одним броском ее хватал,
И сразу на хуй надевал.
А перепуганная баба,
Вмиг разобравшись, что к чему,
Так вероломству была рада,
Как лошадь полному гумну.
Еще бы! Об Илюше слухи
В селе летали, словно мухи!
Он дважды бабу не просил,
Моргнет — и вечером вонзил...
   Как сытый кот Илья мурлыкал,
И снова стал самим собой.
Кого хотел в лесочек кликал,
Был счастлив телом и душой.
   Но вдруг пришел всему конец:
Припер из Киева гонец...
 
2
   Бывало так: ты год работал,
Мотался, выбившись из сил,
И вот, прикончив все заботы,
Ты в отпуск гордо укатил.
Морская шелестит прохлада,
Песок под тапками шуршит,
На пляже все друг другу рады,
Никто не ноет, не брюзжит.
Вокруг исходят соком суки,
Задорно член топорщит брюки.
Ты год копил на этот отпуск
И тратишь деньги щедро, просто.
Большая впереди программа...
Но вдруг приходит телеграмма,
Мол, срочно выезжай назад,
Мол, без тебя дела стоят...
Так хочется порвать рубаху
И заорать: «Пошли все на хуй!»
Но ты, от горя чуть живой,
Печально тащишься домой...
 
   Илья говел, закончив ужин,
И легкий секс ему был нужен.
Матрена, придержав живот,
Как раз взяла у мужа в рот.
Щипал Амур над ними арфу,
Илья держал за жопу Марфу,
Вот-вот почти уже кончал,
Как в двери кто-то постучал.
Тот стук пришелся так некстати!
Илья взбрыкнулся на кровати:
«Ну, это просто, бля, пиздец!»
Ударил в дверь, а там — гонец.
Бедняга весь дрожал и плакал,
И сразу наложил в штаны.
Узнал Илью, и грохнул на пол,
Сообразив: дни сочтены.
   Увидев жалкую картину,
Илья заржал, почухал спину
И повелел гонцу войти:
— Давай, устал, небось, в пути!
Налил кувшин вина до краю,
И пригласил его за стол:
— Чего привез ты мне, не знаю…
Не ссы, сегодня я не зол.
Но жопа чувствует моя:
Опять какая-то хуйня...
— Тебя в столицу князь покликал!
Чего-то там задумал он.
Прошу тебя, не спорь с Великим,
Теперь он в Киеве — закон!
Князь стал суров. Простые люди
Все подают ему на блюде,
А он за то их в хуй не ставит —
Налогами и мздою давит.
А при дворе прижилось мрази...
Жалеют все о старом князе...
   Как психанет Илья со злости:
— В своем же доме вы как гости!
Да... Видно, князь наш, хоть и новый,
Такой же пидор бестолковый!
Все под себя гребет лопатой,
Все набивает закрома.
А сам же просто лось сохатый,
Мешок отборного дерьма!
Теперь я знаю: наш народ
Кого в князья не изберет,
Сам тут же шею подставляет,
Рукой под жопу помогает —
И сам себе его на шею…
Ты слышишь, Марфа? Я хуею!
Потом кричат: ошиблись, мол,
Экспроприатора на кол!
Чего же сразу не кричали,
Когда его вы избирали?!
Ну как с таким вот хороводом
Не стать «загадочным народом»?
   С досадой топнул он ногою,
Хватил кувшин с вином об пол,
И со склоненной головою
Монатки собирать ушел...
 
   Рыдала Марфа на кровати,
Когда узнала, что Илья
Послом поедет русской знати
Надолго в дальние края.
Опять Судьба хвостом вильнула,
Опять, злодейка, обманула!
Опять на лавке выть одной,
Ночами маяться пиздой...
Еще дите вот-вот родится...
Тут впору в речке утопиться!
   Но Марфа через день-другой
Все ж совладать смогла с собой.
Вязала, шила полотенца,
Ждала рождения младенца,
И, как примерная жена,
Испить решила все до дна.
 
3
   Представь себе, читатель, сцену:
По морю белый пароход,
Зеленых волн взбивая пену,
Прекрасным лебедем плывет.
Твоя удобная каюта —
Сосредоточие уюта.
К твоим услугам рестораны,
Ночные бары, казино.
Никто здесь не ложится рано,
И бляди томны, как в кино...
А к пароходу ты добрался
В двухспалке мягкого купе.
В пути природой наслаждался,
Курил, лежал на канапе.
Ты весь с иголочки, опрятен,
Ты мирно спишь, твой сон приятен...
 
   Теперь глаза свои открой,
Протри их и пиздуй за мной!
 
   Сплошные тучи в небе рваном,
Весь день льет дождь, как из ведра.
Илья натер на жопе рану
Об луку старого седла.
Деревья гнутся, ветер свищет,
Дороги нет — одна грязища...
Сейчас домой бы, да на печь
В тепло до вечера залечь!
Но вместо этого Илья,
Присягу Киеву храня,
С упорством вьючного осла
Тащился с миссией посла.
Задумал князь, ебена мать,
Илюшу в Индию послать!
Имел он строгое заданье:
Узнать конкретно, что и как.
Мол, надоело прозябанье —
Князь русский тоже не дурак.
Не только сеем мы и пашем,
Товары есть почище ваших.
Периферия — не дыра!
Мол, заключить договора
Должон Илья любым путем,
И подружиться с их царем.
   Князь дал дружинников отряд,
Устроил праздничный парад,
Немного денег дал в дорогу,
И ручкой помахал с порога...
 
   Вот так наш доблестный Илья,
Нещадно князя матеря,
Отправился в далекий путь
На чудо-Индию взглянуть.
И долго, коротко ль плутали,
По звездам путь определяли,
Достались в середине лета
В предгорья древнего Тибета.
   Случались пару раз наезды —
Татарских всадников разъезды.
Для этих случаев в момент
Илья охранный документ
Им тыкал в рожи: мол, купцы, —
И не цеплялись подлецы...
Как у братвы чесались руки!
Но строгий был им дан приказ,
Что, если доебутся, суки, —
Татар не хлопать между глаз.
И с тем верстали понемногу
Свою нелегкую дорогу.
 
   Отряд улегся на привал.
С утра — тяжелый перевал,
А там уже, рукой подай,
По всем расчетам был Китай.
   Чтоб было все наверняка,
Илья нашел проводника.
Поскольку ушлый был татарин
И по повадкам прямо барин,
Илья, чтоб он не улизнул,
Его цепочкой пристегнул.
Наш воевода не был грубым —
Повыбивал ему все зубы,
Чтоб ночью цепь не перегрыз
И не ушел лакать кумыс.
   С утра, помятые слегка,
С носка подняв проводника,
В бока коням вонзивши шпоры,
Купцы подались через горы.
И вскоре русский богатырь
Наехал в старый монастырь,
И на ночь попросил приют,
Чтоб отдохнул усталый люд.
   Монахи долго совещались,
Но все же приняли гостей.
В одежды яркие убрались
Желто-оранжевых мастей.
И ладно все сошло б, когда бы
Среди монахов были бабы —
Илья б какой-то засадил,
И остудил с дороги пыл.
Ему хотелось женской ласки,
Чтоб кто-нибудь построил глазки…
Но баб здесь нету, как назло!
Ведь надо ж, так не повезло.
И от тоски, что ныла в нем,
Решил хоть помахать мечом.
Пока с мечом он упражнялся,
Весь монастырь к нему собрался.
И стали лопотать китайцы,
В Илью с восторгом тыча пальцы.
А после предложил монах
Сразиться с ним на кулаках.
Илья от смеха покатился,
Но для потехи согласился.
   Китаец взгромоздился в позу,
Писклявым голосом завыл,
Дебильную состроив рожу,
Вдруг между рог Илью влупил!
Не ожидал удар Илюша —
Быть не привык боксерской грушей.
Слегка качнулся, устоял,
Весь русский дух в кулак собрал,
И так хуйнул китайца в лоб,
Что тот упал, как в поле сноп,
Глазенок больше не открыл,
И дух, бедняга, испустил.
Все остальные отступили,
На разный лад заголосили,
Труп подхватили — и бежать!
Илья же, продолжая ржать,
Все ж извинился им вослед,
И удалился ждать рассвет.
 
   А утром, бросив в стремя ногу,
Илья позвал друзей в дорогу.
Китайцы кланялись, кивали,
Всем скопом русских провожали.
   Читатель, это был — прикинь! —
Храм кунг-фуистов, Шаолинь!
Боец у-шу не знает страха,
Но победил Илья монаха.
Они ж доселе не решили,
В каком же он работал стиле...
 
4
   Позволь, читатель, в этом месте
Мне пропустить немного строк.
Ведь тяжело в одном присесте
Такой огромный съесть кусок.
   Скажу лишь, что Ильи отряд,
Ни шагу не ступив назад,
Прошел Китай, преград не зная,
Перевалил за Гималаи —
И вот она уже видна,
Востока дивная страна!
   Особых сложностей в пути
Не возникало у Ильи
За исключеньем удивленья,
Когда, желая развлеченья,
Чтоб было вспомнить что потом,
Зашел Илья в публичный дом.
Купив себе двух китаянок,
Повел наверх их, в номера.
Китайской водки десять банок,
Чтоб всем хватило до утра.
Но только хуй Илья достал
И проституткам показал,
Как принялись они визжать,
И было кинулись бежать.
— Куда, блядво?! — Илья завелся. —
В такую даль я даром перся?
А ну, раскосые, к ногтю!
Я все равно вас попилю.
   У тех округлились глазенки,
Дрожат от ужаса пизденки.
Еще бы! Никогда в Китае
Такого хуя не видали!
А он их сгреб своею лапой,
В кровать обеих завалил,
Ломал и рушил сейф кудлатый,
И жопы им разворотил.
Попали девки на свиданье!
Теряли, бедные, сознанье...
А он им водки в рот вольет,
И снова все ебет, ебет...
Под утро, только он уснул,
Их тут же словно ветер сдул.
 
   Пускай меня простит читатель,
Но тут сдержаться тяжело.
Пока Илья бузил в кровати,
Мне мысли пали на чело.
Готов я снова извиниться,
Но страшно хочется излиться.
 
   Так вот. Чего братья-поэты
Не натворили за века!
Поэмы, опусы, сонеты,
Этюды, оды и пока
Средь сотен тем, бесспорно, главной,
Куда ни кинуть взгляд — везде! —
Так скажем, самой популярной
Была и будет: о пизде.
Пусть за красивыми словами
Поэты спрятали ее,
Но между строк, как меж ногами,
Всегда отыщем мы свое.
«Я вас любил, любовь, быть может...»,
А в голове уже бардак!
И почему же «...не тревожит»?
Ведь не гонял же он в кулак!
Прошлась соха по борозде!
Стихи, понятно, о пизде.
Поэты мастера лукавить.
Чего уж тут от вас скрывать?
Умеют бабам подзаправить
Лапшу на уши — и в кровать!
Потом стихи строчат ночами,
Взяв для строфы высокий штиль:
«Мон шер ами, навеки с вами...»
...К утру допитая бутыль
Пустеет, улетает Муза,
И баба спящая — обуза.
От гнусного ее сопенья
Враз улетает Вдохновенье.
Но на столе — предел желаний! —
Лежат плоды ночных стараний…
   Увы, вот так, друзья мои,
Поэты пишут о любви.
 
   Я снова попрошу прощенья
За небольшое отступленье,
И оборву на этом фразу,
Вернувшись к своему рассказу.
 
   Илья проснулся в жутком смурее —
Сам на кровати, хуй на стуле,
Блядей, конечно, след простыл,
Скандал устроить нету сил...
И на Илюшу, как доска,
Свалилась дикая тоска.
На ту тоску он знал ответ:
Милее русской бабы нет!
 
   Но я отвлекся на минуту.
А, между тем, привел в Калькутту
Илью с дружиной проводник.
Ну, вроде цели он достиг!
   Вот тут-то все и началось
Илья держался что есть силы.
В седле как будто вырос гвоздь —
Во повезло, во подфартило!
От этой жуткой красоты
У всех сводило животы!
   Но самый страшный был удар,
Когда попали на базар.
   Базар восточный — это что-то!
Полно всего, чего охота.
Здесь ходят чинно, не спеша,
Глаза горят, поет душа.
Тюрбаны, кепки, тюбетейки,
Халаты, сари, телогрейки
Слились в какой-то сложный цвет,
В огромный сказочный букет.
   Илья ходил, бродил везде,
И нервно шарил в бороде.
Какие ткани, самоцветы,
Мечи, кольчуги, арбалеты,
Кровей арабских скакуны,
Ослы, верблюды и слоны!
Там — лавки крикунов-менял,
Тут — средства, чтоб всегда стоял.
А сколько золота вокруг!
Ты охуел бы, милый друг...
   Но что Илью совсем убило
И прямо в душу поразило,
Так это реки, море баб,
К которым, знаем, был он слаб.
Красотки в Индии не чудо,
Все кругложопы, крутогруды!
Илья совсем ума лишился,
За каждой сзади волочился.
Братва ж плелась тихонько следом
И над его тащилась бредом.
А он им тер, чуть не с колен,
Как настоящий джентльмен:
— Прошу, мадам, не убегайте.
Спешу упасть у ваших ног!
Вы чувств моих не отвергайте —
Я старый воин, видит Бог...
Мне этой жизни постулаты
Давно знакомы... А, пошла ты!
   Никак ему не удавалось.
Дружина в бороды смеялась,
И он, умаявшись вконец,
Послом подался во дворец.
   А в мыслях — дом под сенью клена,
И у ворот — его Матрена...
 
   Да, кстати, что-то мы забыли —
Как там у нас идут дела?
   Ты ба! Без шума и без пыли
Матрена сына родила.
Розовощекий карапуз —
Не палестинец, не зулус —
На радость всей его семьи
Был точной копией Ильи.
   Младенец рос, летело время,
Уже и году вышел срок,
Но все Матрена с умиленьем
Совала в жадный рот сосок.
И сразу скрытые желанья
Будили в ней воспоминанья:
Илья, и член его как меч...
И сразу хочется прилечь,
Расставить ноги что есть сил,
Чтоб он поглубже засадил.
Потом его губами взять,
И все сосать, сосать, сосать!
Потом и задний мост в рихтовку —
Пускай почистит ей духовку…
О, как она уже устала,
Как между ног понатирала!
Услышь, Илья, коль спишь, проснись,
И поскорей домой вернись!
...Она в слезах пряла кудель,
Качая нежно колыбель...
 
   Надеюсь, вы не разрыдались?
Не слишком краски я сгустил?
Но, даже если собирались,
То я вас все равно простил.
Ведь это правда жизни нашей,
А без нее не сваришь каши!
   Добавлю: первенца Ильи
Все Александром нарекли.
 
   Слегка посеяв в душах смуту,
Опять вернемся мы в Калькутту.
 
   Молва летит быстрее птицы!
Слух до дворца уже дошел,
Что прибыл к ним из-за границы
От князя Русского посол.
   Илюшу встретили у входа
И проводили в тронный зал,
Где сам раджа, отец народа,
Под опахалом восседал.
   Беседа длилась целый вечер.
Когда ж зажгли в покоях свечи,
К тому моменту был готов
Пакет крутых договоров.
Торговля древняя, как мир!
Потом раджа устроил пир.
Видать, гульнуть был не дурак —
Так, ненавязчивый бардак.
   Играли лабухи не очень,
Зато жратвы — чего захочешь!
Десяток телок — красота! —
Лабали танец живота.
Илья сопел, на девок глядя.
Полураздетые же бляди,
Для гостя жопами крутя,
Враз завели его, шутя.
«Эх, кабы вдарить по минету...
И раком всех — и ту, и эту!»
С досадой ус себе крутил,
Почти не ел, но много пил.
И, наконец, он не сдержался,
Видать, не вынесла душа.
Из-за стола Илья поднялся,
Пошел по кругу не спеша.
За голову закинув руки,
Он подошел к ближайшей суке...
Пусть неуклюже, пусть негладко
Илья ударился вприсядку.
Эх, расходился не на шутку!
Себя ладонями лупя,
Самозабвенно, даже жутко,
Он веселился, как дитя!
   Для властелина нет преграды.
Смекнул раджа, чего здесь надо.
И к гостю вечером в покои
Раздался стук. Да что такое?
Илья собрался не в облом
Сдрочить тихонько перед сном.
Вдруг двери скрипнули украдкой.
Ба! На пороге вся десятка!
Поплыл Илья как по реке,
И замер с хуем в кулаке.
А бабы, хоть и удивились,
Похоже, вовсе не смутились
При виде богатырской штучки.
Ох, видно, опытные, сучки!
И через миг Илья напал.
Все тискал, щупал их, хватал.
А как они его ласкали!
Сосали, гладили, лизали.
Илья ж боролся как умел
Под этой массой женских тел.
Но и в похуже положении
Илья выигрывал сраженья!
И член свой старый воин браво
Совал налево и направо,
Индусок всех перекрестил,
Помял, потрахал, покормил!
   Я сам, признаться, аж вспотел,
Пока на все это смотрел.
И я скажу вам без сомнений,
Что с той поры на той земле
Двух не присутствовало мнений
О русском воине Илье...
 
   С утра Илья проснулся в духе.
Отправил баб, почухал в ухе,
И с сожалением вздохнул.
Вина крепленого глотнул,
Убил на стенке пару мух,
Потрогал хуй — слегка припух...
Оделся, натянул кафтан,
И тут был к завтраку позван.
   За трапезой раджа Илюше
Советовал не бить баклуши,
В опочивальне не сидеть,
И все ж Калькутту посмотреть,
Три дня красиво отдохнуть,
А после — и в обратный путь.
— И, кстати, — справился он мило, —
Как спали ночью? Не сквозило?
   Их взгляды встретились, смешались,
И оба громко рассмеялись.
 
6
   Илья с опаской взгромоздился
На холку толстого слона.
Не скоро он приноровился
Не ставить ноги в стремена.
Но все ж признал махину эту,
Что в ратном деле лучше нету:
— Такого бы в мою дружину —
Любого б затоптал вражину!
Но он, привыкший здесь к теплу,
Враз дуба врежет на снегу...
   И, расстегнув кафтана ворот,
Илья подался глянуть город.
 
   Конечно, знаешь ты, мой друг:
Прекрасен, чуден мир вокруг.
Но вряд ли сыщется девица,
Что ликом с Индией сравнится!
   Глаза блестят от пестрой гаммы —
Дворцы, сады, скульптуры, храмы.
Илья устал башкой вертеть,
На диво дивное глядеть.
А слуги все вели Илюшу
То пенье с музыкой послушать,
То крокодилов покормить,
То обезьяну изловить.
   Чуть со слона он не свалился,
Когда увидел, как мужик,
Такой худой, что аж светился,
Втыкал кинжал себе в язык.
Потом совсем убил Илью,
Легко дав стойку на хую!
И возглас он сдержать не мог:
— Ты, батя, кто? — А тот: — Я — йог!
   Признал Илья его уменье,
Решив попробовать и сам
Проделать эти упражненья,
Дать поразмяться телесам.
Но как, сердешный, ни старался,
Трюк у него не получался.
Чуть хуй себе не поломал!
И к йоге интерес пропал...
 
   К закату солнце наклонилось,
На водах Ганга заиграв.
Илья и слуги притомились,
Весь день экскурсии отдав.
   Последний штрих во всей программе
Был посвящен богине Каме.
Во рту Илюши стало сухо:
На стенах зданья сплошь порнуха!
Но все уже проголодались,
И слышно было, как шептались
Пора, мол, это все кончать,
Чтоб к ужину не опоздать.
Но наш Илья уже сопел
И мнение свое имел.
Резная дверь большого храма
Его манила, как пизда.
Нахмурил брови он упрямо
И твердо молвил: — Мне — сюда!
   Слуг отпустил, велев сказать,
Что будет храм сей созерцать.
Вокруг ходил, как кот блудливый.
«Ох, до чего же все красиво!»
Таких там было безобразий,
Таких финтов, таких фантазий,
Что даже в самом сладком сне,
Чай, не привидится Илье.
Илья извелся весь в догадках:
«Проверить надо-ть для порядка...
Чего снаружи суетиться?
Узнать бы, что внутри творится!»
Он потоптался на пороге,
О коврик вытирая ноги,
И, осеня себя крестом,
Вошел он в этот странный дом.
И сразу тихий полумрак,
Душистый запах благовоний
Илью взволнованно напряг
И потом окропил ладони.
По центру храма без стыда
Торчала жуткая елда.
За ней темнел, как на беду,
Алтарь, похожий на пизду...
Илья стоял, открыв ебало.
Чего-то здесь недоставало...
Но чудо все-таки случилось.
Вдруг тихо музыка включилась,
И чуть Илья не свел концы,
Когда услышал бубенцы.
Из-за колонн явилась дева
Неописуемой красы!
Лицо Илюши покраснело,
Палаткой сделались трусы.
Была ли это жрица храма,
Или сама богиня Кама?
Да к черту эти описанья!
Она была само Желанье...
Илью манила длинным пальцем,
А у того дрожали яйца,
И, как овечка за дудой,
Пошел, бедняга, сам не свой...
   Сейчас от зависти завою!
Опять ведут его в покои,
А он губищи раскатал
И на ходу штаны снимал.
...И только за полночь, под утро
Угомонился наш герой.
Прошел Илья всю Кама-Сутру
Вдвоем со жрицей молодой.
То, что творилось в этих стенах,
Увы, перу не описать!
Кровь кипятком струилась в венах
И было некогда поссать.
Вот где схлестнулись мастера,
Давая нормы на-гора!
Вконец измученная жрица,
Как сбитая в полете птица,
Все не могла прийти в себя,
Илюшин корень теребя.
Илья же гордо возлежал
Средь простыней и одеял,
Весьма довольный тем, что он
Был так шикарно ублажен.
Признал, что, кроме русской бабы,
И здешние отнюдь не слабы.
   Но время было уходить.
На днях поклявшись позвонить,
Илья, отвесивши поклон,
Оставив жрицу, вышел вон.
 
   Три дня хватило отдохнуть,
Пора бы и в обратный путь.
И, погрузив в обоз подарки,
Вина откушавши по чарке,
Илья с дружиною собрался
И восвоясие убрался.
   Радже сказал, что пусть, мол, ждут
Весной к себе торговый люд.
 
7
   Немного времени минуло.
Илюша и его друзья,
Как их судьбинушка ни гнула,
Добрались в русские края.
   С тех пор, как вышли со двора,
Прошло уж года полтора!
И, наконец, взойдя на холм,
Они узрели отчий дом.
   В рассвете дня пред их очами,
Одетый в праздничный наряд,
Лежал, как баба на диване,
Залупоглавый Киев-град.
Он вверх стремится куполами,
Как золочеными хуями —
Так манит путника с дороги!
Хоть ты и еле тащишь ноги,
В тебя он снова сил вольет,
И радостно летишь вперед.
Картина эта так знакома!
   Вот наши путники и дома.
Толпа собралась у ворот,
Гудит, волнуется народ.
Ба! Их любимый воевода
Вернулся с дальнего похода!
А с ним друзья, и все живые,
Да разодетые, блатные!
Парчой покрытые телеги,
Под ней, как звезд на темном небе,
Гостинцев разных тьма лежит —
Сафьяна, бархата самшит,
И жемчуга, и самоцветы,
Сортов отборнейших конфеты,
Бутыли доброго вина!
И... В общем, всякого говна
Битком наполненный обоз
Илья из Индии привез.
   Тут князь из терема явился,
Пожаловал его к руке,
Подарки принял, подивился,
Илью похлопал по щеке.
Так запросто, аки холопа...
«Ах ты, задрюченная жопа! —
Себе в усы шепнул Илья. —
Не выйти б только из себя...»
Он улыбнулся в благодарность,
Стерпев от князя фамильярность.
Потом отдал договора
И удалился со двора,
Сказав, что долог был их путь
И не мешало б отдохнуть.
   Князь без участия кивнул,
И руки в жемчуг окунул...
 
   Илья нашел Добрыню с Лехой
Бухими в жопу в кабаке —
Ведро горилки, хлеба кроха,
И пару чарок в кулаке.
Илья окликнул их с порога,
И охуели мужики:
— Вернулся, блудный! Слава Богу!
Теперь держитесь, мудаки!
   Богатыри обнялись пылко,
И сели допивать горилку.
— Друзья, теперь мы вместе снова!
Без вас мне было так хуево.
То спьяну вы иль в самом деле
Про мудаков мне здесь пиздели?
— Да это ж князь с его челядью!
Достал братву по самый край.
Кабы не служба, с этой блядью
Мы б не якшались, так и знай!
Вишь, как татар мы разогнали,
С тех пор зарплат не получали —
Князь оказался редкий жлоб,
Все под себя вокруг подгреб.
Дружина ропщет недовольно,
Хотят в леса податься вольно.
Так кто ж, Илья, за Русь пойдет,
Коль вновь татарин нападет?!
   Илья сурово сдвинул брови
И слушал молча сей рассказ.
Он вспомнил, сколько лилось крови,
Когда татары шли на нас.
Ужели князь таит желанье
Отдать им Русь на растерзанье?
Похоже, так... Вся рать в столице,
Остались без постов границы,
Дружина мается хуйней,
Теряя дух свой боевой...
— Кабы я знал, — он молвил тихо, —
Что здесь у вас такое лихо,
Я б возвратился с полпути,
Чтоб Русь от ворога спасти.
Хоть знал о том, что князь лукавит,
Идя народу супротив,
Все ж думал: Бог его направит,
Однажды разум возвратив.
Ан нет! Не слышит княжье ухо,
Не видит глаз, одно лишь брюхо
Да безразмерная мошна
Сему предателю нужна!
Ну, ничего, дай только срок,
Уж он запомнит мой урок!
   Они опять налили в чары,
Нутро горилкой развели,
И пожелали божьей кары
Для всех врагов родной земли.
 
   Проснувшись утром на похмелье,
От головы глотнувши зелья,
Илья, поговорив с гонцом,
Узнал, что год, как стал отцом.
И он от радости такой
Решил скорее гнать домой.
А там его жена-зазноба
Ждет-не-дождется у порога...
Задумался он, замечтал,
От разных мыслей хуй привстал,
И, было, тронул удила,
Но вспомнил, что еще дела
Остались у него в столице.
Уйти и с князем не проститься?
Нет, не допустит богатырь,
Чтоб Русью правил князь-упырь!
   Илья поднял друзей с кроватей,
И, грозно бороды взлохматив,
Они отправились в обход,
Дружину собирать на сход.
 
8
   Князь нежился в своей постели.
С ним рядом — девка в добром теле,
Которая была когда-то
Женой его родного брата.
Ее он силою увел,
А брата посадил на кол.
   Князь правил Русью как придется,
И брал себе что приглянется.
Народ до нитки обирал,
Ни разу битв не возглавлял.
А тут еще Орда вернулась,
И слава Киева шатнулась.
Но жопы князь не подымает —
Все грабит, пьянствует, гуляет.
И нагло эта песья морда,
На троне восседая гордо,
Все ж звался, Боже упаси,
Великий князь всея Руси!
Видать, он все же был с приветом —
Плевал на самых верных слуг,
Не уважал авторитеты,
Не помнил прошлых их заслуг.
Короче, полный беспредел!
Диагноз ясен: охуел.
   Так, друг ты мой, гласит преданье.
Вернемся же в опочивальню.
А там уже слуга у ложа
Босые ноги князя гложет,
И говорит, что у ворот
Дружина собралась на сход.
   Князь сладко-сладко потянулся:
— Эт что ль Илья там, ебанулся?
Чего приперся он с утра?
Мне завтракать сейчас пора.
Пускай холопы подождут,
А лучше пусть потом придут!
   Слуга опять в колени рухнул:
— Ой, князь, волнуется толпа!
Меня Илья по уху бухнул,
Чуть не поставил на попа.
Сказал: пусть лучше сам выходит,
Мол, пусть нас за нос он не водит,
Что есть серьезный разговор.
Ты выйди, княже, к ним во двор!
   Лицо у князя посерело.
Смекнул: хуево это дело,
Глядишь, пизды еще дадут,
Тут дело нескольких минут.
Тихонько выглянул в окно,
А там голов полным-полно!
«Ну, все, наверно будут бить,
Пора тихонечко валить...»
   Собрал он быстро барахлишко
И черным ходом драпанул.
Но, видно, громыхал он слишком,
Что мужиков не обманул.
Илья поймал его как раз,
Когда рванул он в тайный лаз,
И, придавив его слегка,
Схватил за шкуру, как щенка.
О помиловке нет и речи!
Илья велел покликать вече,
Звонить во все колокола,
Чтоб с князем порешить дела.
   И вот опять на лобном месте
Сошелся киевский народ.
Гудит толпа и жаждет мести,
Хулу, анафему несет.
Решили все, что князь достоин
Суровой кары за грехи.
Когда-то был он славный воин,
Теперь дела его плохи.
Вот приговор уж налицо:
Казнить, подвесив за яйцо!
   Чтоб впредь не быть таким оказьям,
Илью назначить новым князем,
Пред ним склониться всем, кто есть,
И клятву верности принесть.
И, как Илья ни упирался,
В конце концов он все же сдался,
И принял этот странный плен,
Поклон отвесив до колен.
Поцеловал на том икону,
Что будет править по закону.
   Как он исполнил тот наказ,
О том отдельно мой рассказ,
Как лихо наш Илья и бойко
В стране затеял перестройку.
Но это все уже потом.
   Сперва послал в родимый дом
Отряд за всей своей семьей
И новоявленной княжной.
Пути есть разные к вершинам!
И вскоре Марфа, вместе с сыном,
Придворный этикет наруша,
Рыдала на груди у мужа…
   Какое-то минуло время —
И снова Марфа носит семя.
Когда ж пришла тому пора,
Второго сына родила.
С согласья Марфы и Ильи
Его Володей нарекли.
   И стал Илья на троне править,
Свою державу укреплять.
Но нам придется все оставить,
Вперед подавшись лет на пять...
 
9
   Который год Илья на троне
Весь в государственных делах
Пахал, как каторжанин в зоне,
С утра до ночи на ногах.
Он создал крепкую державу,
Но не покорную халяву,
А вольный княжеский союз,
И пер за президента груз.
   Дышалось на Руси привольно,
Ильею были все довольны,
И всяк сказал бы человек,
Что золотой приходит век.
Народ свободно жил, богато,
Не шел, как прежде, брат на брата,
Торговля просто расцвела!
Не лютовали мусора,
Суды судили справедливо,
Жилось всем весело, счастливо.
А вдоль границы наша рать
Ходила с видом «дай порвать».
Окрепла Русь, имела вес,
Никто в залупу к нам не лез.
Илья, хоть важный занял пост,
Все так же добр был и прост,
Да и в семье слыл образцом —
Примерным мужем и отцом.
Хотя, душой кривить не буду,
Не раз Илья, устав от дел,
С друзьями предавался блуду
И с бабой где-нибудь пыхтел.
   Матрена обо всем узнала,
И поначалу ревновала,
Но вскоре поняла она,
Что для Ильи важней жена.
А, прожив жизнь на этой ниве,
Матрена поняла одно:
Уж лучше торт есть в коллективе,
Чем в одиночку есть говно.
Он с нею был таким, как прежде,
Вот разве в княжеской одежде.
И только наступала ночь,
Всегда Илюша был не прочь.
А что Матрене было надо?
Все тот же пыл, все та же страсть.
Еблись, бывало, до упаду!
Ну можно ль тут с тоски пропасть?
Она растила сыновей,
Довольна жизнию своей.
   Казалось, можно бы сейчас
Закончить об Илье рассказ.
Но что же побудить могло
Меня вновь взяться за перо?
А то, читатель дорогой,
Что, видно, решено Судьбой
Герою древних поколений
Искать на жопу приключений.
Еще тогда слушок пошел:
Когда уж слишком хорошо,
То это тоже очень плохо —
В любое время жди подвоха!
 
   Илья в то утро стал раненько,
Прикрыл Матренын срам тихонько,
Решив, пока все будут спать,
Неспешно почту разобрать.
Одна из грамот с грифом «Срочно!»
Была тут главной, это точно.
Илья тотчас ее прочел,
И в ярости швырнул на пол.
   С каких-то дальних территорий,
Из вражеских лабораторий
Пришел Илюше документ,
В котором сообщал агент,
Что враг не дремлет, смежив очи,
Что думает он дни и ночи
О том, как Русь завоевать
И всех в колодки заковать.
Со всей Европы профессура
Наехала держать совет.
Но хоть губа у них не дура,
И то строжайший был секрет,
Агент проник в тот каземат,
И раздобыл сей компромат.
Путем химических мутаций,
Из разных видов менструаций,
Был создан мерзкий обалдуй —
Шестиголовый Семихуй!
В стальные латы он закован,
На Русь идти натренирован,
И в скором времени, видать,
Его кордонам нужно ждать.
   Илья склонил главу в печали:
— Да, Семихуя мы не ждали...
Видал я разное говно,
Но это было так давно.
Вот блядство! Было так спокойно,
Никто свой нос к нам не совал.
Послы вели себя достойно,
Народ работал, торговал.
Ну что ж им, сукам, так неймется?
Опять на брань идти придется.
Шестиголовый Семихуй...
Со мной, паскуда, не балуй!
Пускай же будет посему —
Пизды подкинем и ему!
   Слугу позвав в свои палаты,
Он приказал почистить латы,
Добрыню с Лехой поднимать
И войско срочно собирать.
   Илья ушел готовить рати.
Матрена выла на кровати...
 
10
   Знакомый вид в былое время:
По полю мчатся стремя в стремя,
На солнце шлемами горя,
Три удальца-богатыря!
И пятками сверкают зайцы,
Заслышав топот их коней.
Все так же медным звоном яйца
Пугают девок средь степей!
Ну, пусть слегка потяжелели,
Да бороды чуть поседели,
Зато рука тверда, как прежде!
И рать волнуется в надежде
На князя и на воевод,
Что защитят они народ.
 
   Илюша, напрягая взор,
С друзьями строго вел дозор,
Чтоб Семихуй, не дай же Бог,
Не просочился между ног.
Но то, что вскоре увидали,
Никак они не ожидали.
Такого ни тебе, ни мне
Не видеть в самом жутком сне!
Сначала зарево пылало,
Как будто лес горел вдали.
Там кто-то пер, аж все трещало,
Деревья гнулись до земли.
Друзья плотней друг к другу встали,
Мечи свои подоставали.
Илья взглянул на их возню,
И тихо расстегнул матню...
   А в это время на опушку
Из леса выполз жуткий хмырь.
О том, что это не игрушки,
Любой бы понял богатырь!
Да, Семихуй Шестиголовый,
Хоть был тупой и бестолковый,
Но все, что раньше знал Илья,
В сравненье с ним была хуйня.
Огромный, как рефрижератор,
Дубы валил как экскаватор,
В огне уродливых голов
Чернел лишь пепел от стволов.
Из всех шести слюнявых пастей
Торчали жуткие клыки,
Двенадцать глаз желали власти,
На лапах когти, как штыки!
И вся эта хуйня рычала,
Ногами топала, мычала,
Все семь хуев наперевес —
Такой вот, бля, тяжеловес...
   Сказать, что дрогнули герои,
И что штаны у них в говне,
Не побоюсь. Тут поневоле
Забудешь о родной стране!
И эта грозная махина
Так ломанулась на дружину,
Что закаленные полки
Бежали в страхе до реки.
Там, перейдя Калинов мост,
Где был оставленный форпост,
Илья решил не отступать
И все же бой ублюдку дать.
Но тут нужна была смекалка!
Полки угробить все же жалко.
Дружину он пока спровадил,
Чтоб Киев был готов к осаде,
Друзьям же верным дал приказ,
С моста чтоб не сводили глаз.
А сам в избушке сел рядить,
Как Семихуя задавить.
   А подлый гад, вкусив победу,
Не торопился на беседу,
В село ближайшее свернул,
И, учинивши там разгул,
Кого сожрал, кого спалил,
Все растоптал, все разгромил.
А бедных девок брал живьем,
И трахал сразу в семь хуев!
Бедняжки тут же умирали...
Их муки описать едва ли!
   Гаденыш к ночи притомился,
И до рассвета отрубился.
С утра поссал, и налегке
Победно двинулся к реке.
   Тут надо бы сказать, мой друг:
Илья свой пост избрал не вдруг.
Калинов мост из всех позиций
Был лучшим на пути к столице.
Чтоб эту реку перейти,
Иного не было пути.
Илья прекрасно это знал,
И здесь зверюгу поджидал,
Пока Добрыня с Лехой спали,
Со страху накурившись шмали.
   Шестиголовый не лукавил,
Себя ждать долго не заставил,
И вскоре, распустивши хвост,
Он лихо двинул через мост.
Илья шагнул ему навстречу,
И, руки уперев в бока,
Спросил: «Ну что, устроим сечу
Или кишка твоя тонка?»
Зверюга вылупил глаза,
Но все ж нажал на тормоза,
Опизденев, остановился.
Немудрено, что удивился:
Раз Моська лает на слона,
Видать, зело она сильна!
   Илья же, не теряя время,
Одной башке заехал в темя,
За длинный нюх ее схватил,
Взмахнул мечом и отрубил!
   Никак не ждал Шестиголовый
Такого поворота дел.
Противник, понял он, толковый,
Весьма решителен и смел.
Конечно, жалко головы,
И не возьмешь ее взаймы.
Ну, проебал, не вдарил первым,
Зато еще пяток в резерве!
А человек — мешок говна,
И голова всего одна...
   Довольный логикой своей,
Пустил он дым из всех ноздрей,
Огнем из пастей полыхнул,
И на Илюшу сиганул.
   То был великий мордобой!
Сцепились монстры меж собой.
Полдня лупились грудью в грудь,
Ни отступить, ни отдохнуть.
Вода кипела, треснул мост,
Но мирно спал в избушке пост...
Добрыня с Лехою храпели,
Сморил их богатырский сон.
А Семихуй с Ильей потели,
Мечей их раздавался звон.
Когда же опустились руки,
Картина всем была ясна:
Одна башка у этой суки,
От крови вся река красна,
Илья же цел, но без меча,
Его сломал он сгоряча...
Дышали часто и устало.
Пять срубленных голов лежало!
Илья, смекнув, что вот он, повод,
Достал из брюк последний довод.
Урод увидел тот конец,
И понял, что ему пиздец...
Илья собрал остатки сил
И хуем в лоб его влупил!
Глаза у гада закатились,
Все лапы разом подломились,
Он испустил тяжелый вздох,
Обидно всхлипнул и подох.
   Когда ж хуйнул его Илья,
Так сильно вздрогнула земля,
Что стены хаты колыхнулись,
И, наконец, друзья проснулись.
С трудом продрав свои глаза,
Решив, что на дворе гроза,
Они поднялися на ноги
И появились на пороге...
А дальше был и смех, и слезы,
Я чуть не надорвал живот!
Илья их гнал стволом березы
До самых киевских ворот!
Там, успокоившись, остыл,
И воевод своих простил.
 
11
   И снова в праздничный наряд
Убрался стольный Киев-град!
Толпа бушует во дворе,
И славу все поют Илье.
Да, князь — что надо, не подвел,
Такое лихо поборол!
И Русь теперь никто не тронь.
Да за такого хоть в огонь!
Шесть Семихуевых голов
Торчали на концах колов.
Четыре, вроде, он срубил,
Две воеводам подарил.
Илья, конечно, промолчал,
Как их дубиной привечал...
   А Марфа, как она сияла!
Вокруг Илюши, будто пава,
То так, то сяк к нему прильнет,
То поцелует, то лизнет.
Соскучилась, бедняжка, очень,
И не могла дождаться ночи.
Простим же эту слабость ей,
Проводим пару до дверей,
А дверь тихонечко прикроем,
И больше не побеспокоим.
Все то, что он теперь нажил,
Илюша честно заслужил.
 
   Ну что ж, читатель, к сожаленью,
Добрались мы и до конца.
Вздохнешь теперь ли с облегченьем,
Стерев устало пот с лица,
Иль удивленно сдвинешь плечи —
Потрачен, мол, впустую вечер…
Но все же я надеюсь шибко,
Что вызвал у тебя улыбку,
Когда ты это все читал,
И труд мой даром не пропал!
   Не исчерпать души народной,
Всего мне здесь не рассказать.
Илья — не рыцарь благородный,
Романы чтоб о нем писать.
Но он еще наделал шума!
Гремела Русь по всей земле.
И о своем народе думы
Лежали на его челе.
Свое он дело добре знал,
Но и гулять не забывал.
 
   Могу тебе пообещать,
Что с ним мы встретимся опять.
Мне ж отдохнуть пора слегка...
Я не прощаюсь.
Твой И.К.

 Не может быть о том и речи,
Чтоб после стольких дней разлук,
Я не был рад бы нашей встрече,
Читатель, дорогой мой друг!
Не спорю, кто-то скажет вяло,
Что это все подзаебало.
Признаться, я и сам устал,
Хоть труд мой так ничтожно мал,
Что каплей в море канет где-то
Среди трудов других поэтов.
Однако своего Илью,
Признаться, все же я люблю.
Коль надоело — не читай,
Коль интересно — продолжай.
   Все дело в том, мой друг сердешный,
Что снова взяться за перо
И развязать язык мой грешный
Одно событье помогло.
 
   Как я уже писал недавно,
В то время Русь была в соку.
Народ жил весело, исправно,
Хлебов лежало на току...
Товаров разных было море!
И русичи не знали горя.
Вот только был один момент:
Съедал преступный элемент.
   По-прежнему Илья на троне
В шикарной княжеской попоне
Вел Киев твердою рукой
И сохранял в стране покой.
   Не из народа вышло лихо:
В столице, вроде, было тихо,
А жил весь этот жуткий страх
В дремучих Муромских лесах.
Илье давно было известно
Про это крученое место.
Еще тогда, в былые годы,
Когда он был лишь воеводой,
Он наезжал туда не раз,
И не один подбивши глаз,
На время нечисть присмирил,
Но что-то, видно, упустил.
Опять вся срань собралась с силой,
В кубло со всех сторон сползлась.
Кощей Бессмертный мохнорылый
Идейный вождь их был и князь.
И волноваться б тут не стоит,
Но что-то стали беспокоить
Уж слишком часто люд вокруг.
То перед девкой прыгнет вдруг
Из леса придурок-упырь,
То сгинет где-то богатырь,
То сам Кощей вдруг налетает
И баб для оргий отбирает...
В народе начали роптать,
Что заебал, мол, твою мать.
Куда, мол, смотрят воеводы?
Бузят же втихаря, уроды!
И до Илюшиных ушей
Дошел слушок, что тот Кощей
Не просто так затеял это,
Что хочет сжить Илью со свету.
И, чтоб себе доставить радость,
Какую-то придумал гадость.
А что конкретно — не понять!
   Илья стал ночью плохо спать,
По целым дням сидит невесел,
В раздумьях голову повесив.
«Во, бля, мне не было печали.
Как все они уже достали!
Ну что за жизнь — одна борьба,
Просвету нету ни фига!
Как соберусь на отдых я,
Опять какая-то хуйня.
Собрался в Крым, на море — даром!
Ведь сколько денег дал татарам,
Какую дачу отхватил!
На пляже б загорал, кутил...
А тут — Кощей, чтоб он подох...
Противник, вроде бы, неплох...
Но вот Бессмертный, гад, ты вишь...
Как с ним бороться? Хуй проссышь!»
   Илья вздыхал, чесал макушку,
Грызя в раздумьях бублик-сушку,
Когда вломилися в светлицу
Добрыня с Лехою. Их лица
Хоть и припухши были спьяну
И, вроде, были без изъяну,
Но вот глаза — сейчас в тюрьму!
Илья смекнул: пиздец всему...
— Светлейший князь, такое дело... —
Добрыня рот открыл несмело. —
Тут Марфа... Извини, княжна...
Гуляла днем в саду одна.
Цветочки с клумбы собирала...
Чего ей дома не хватало?
Прости, так вот. Светило солнце,
На небе тучки ни одной...
Короче, в рот оно ебется —
Кощей забрал ее с собой!
Как пиздонет вдруг с неба гром!
Мы тут как тут, и все путем,
Но налетел, паскуда, тучей.
Куда там мы — Кощей покруче...
Схватил ее и улетел...
Я, как и Леха, прихуел...
Илья, что хочешь делай с нами!
Козлы, ответим головами...
   Илья сурово сдвинул брови,
Дослушав путаную речь.
— Что проку в вашей сраной крови?!
Не буду головы вам сечь.
Конечно, мудаки вы, братцы,
И до Кощея вам ебаться.
Но я скажу вам лишь одно:
Тут все мы вляпались в говно.
Война, однако, воеводы!
Так не потешатся ж уроды
Над славой Киевской Руси!
Нагнись, Кощей, и отсоси!
Я сам поеду на разбор,
И пусть дрожит проклятый вор!
   Сверкнул Илья очами грозно,
Видать, разгневанный серьезно.
 
2
   А мы, читатель дорогой,
Пока Илья готовит бой,
Воспользуемся передышкой,
Исчезнем в норке белой мышкой,
И навестим в лесах злодея,
Большого шума не содея.
   Хороший замок он отгрохал!
Видать, с финансами неплохо.
Конечно, мрачноватый с виду,
Но и хозяин, не в обиду,
Уебком редким был и злым,
Да и с характером дурным.
Из всей нечистой пиздобратьи,
Пожалуй, самый подлый гад.
Кому-то, видно, на проклятье
Его исторг из чрева ад!
К тому ж бессмертьем одаренный,
И в воровских делах смышленый.
Но в мире идеала нет!
И у Кощея есть секрет.
   Но все, читатель, по порядку.
 
   Кощей, никак, спешит на блядки...
Ты ба, Матрена в тронном зале!
Но поблядует он едва ли.
Бедняжка в клетке золотой...
Где наш Илья, где наш герой?
   Кощей осклабился в улыбке,
И где-то заиграла скрипка.
Интим он захотел, видать,
К такому случаю создать.
Сверкает белизною фрак,
На столике еда, коньяк...
— Привет, красавица Матрена!
Слыхал я много о тебе.
Не нужно слез твоих соленых —
Теперь принадлежишь ты мне!
Илья твой далеко отсюда,
А сунется — убью паскуду.
Так что оставь свои надежды,
А лучше сбрось с себя одежды,
Погасим жар в своей крови,
Позная прелести любви!
   Расправила Матрена плечи,
Чуть не лишившись дара речи
От старика наглючих слов.
— Ты, часом, может, нездоров?
Ты в зеркало давно смотрел?
Видать, лет триста — не предел...
Тебе Илья набьет ебало!
Чтоб я Илюшу променяла
На твой задрыпанный хуек?!
Тебе, козлу, и невдомек,
Что я не прочь перепихнуться —
К тебе ж противно прикоснуться!
Уж лучше убирать в сортире,
Чем подвернуть тебе, мудиле...
   С Матреной шутки нелегки...
И — на Кощею полруки!
Не ожидал злодей отпора.
Привык все брать, чего хотел.
И от такого вот позора
Он весь надулся, покраснел.
— Ах так, тебе я не по нраву?!
Найду я на тебя управу!
Сидеть ты будешь в этой клети,
Пока не сдохнешь от тоски.
Илья ж мне попадется в сети,
Я изрублю его в куски.
Кощей Бессмертный пред тобою!
А я, Матрена, не шучу.
Навеки я тебя закрою,
И все равно заполучу!
   Ушел Кощей. Матрена — в слезы.
«Прощайте, луг, трава, березы,
Прощай, Илюша, сыновья.
Теперь жизнь кончена моя...»
Она поплакала, повыла,
Что так Судьба ей изменила.
Но что поделать? Нужно ждать —
Придет же милый выручать!
 
3
   А в эту пору наш Илья,
Как металлист, броней звеня,
Пер через лес прямой дорогой,
Весьма решительный и строгий.
Он намерение имел
Устроить в чаще беспредел.
Но все ж решил не торопиться:
Силен Кощей. Могло случиться,
Что голову положит зря,
Чему бывать никак нельзя.
Надумал он не гнать пургу,
А навестить сперва Ягу.
   Ба! Так знакомая картина!
Куриных ног кошмарный вид,
Яги уродливая мина
В окошке из избы торчит.
Илью увидев, всполошилась
И на пороге появилась.
А то, неровен час, опять
Начнет чего-нибудь ломать.
— Чего, касатик, прискакал?
Ведь мы уладили скандал.
С тех пор нигде я не светилась,
Как ты сказал, угомонилась,
Совсем из леса ни ногой...
Да ты, смотрю, и сам не свой!
Беда твое сердечко гложет.
Быть может, чем Яга поможет?
— К тебе, карга, я за советом.
Такая тут со мной хуйня...
Но прежде чем мне дать ответы,
Ты накормила бы меня.
Да истопи с дороги баню.
Потом с тобой я побакланю.
   Старуха поняла с полслова,
И вскоре было все готово.
Уж коль в дороге ты продрог,
Поможет веник и парок!
   Илюша бабку не стеснялся,
При ней неспешно раздевался,
Она ж, скосив украдкой взор,
Узрела редкостный прибор.
Присвистнула от удивленья,
И, сделав легкое движенье,
Игриво щелкнув по концу,
Мигнула глазом молодцу.
Илья насупил бровь сердито:
— А ну, бабуся, отвали!
Куда ты, старое корыто?
Твои цветочки отцвели.
Ты лучше отойди, старуха,
А то могу заехать в ухо...
   Но то ли пар, то ли туман,
То ли еще какой дурман
В глаза Илье на миг попал.
Когда ж очнулся, увидал,
Что бабки как и не бывало!
Перед Ильей теперь стояла
Виденьем самых сладких снов
Краса-девица, будь здоров!
Понятно, хуй уже торчал.
Илюша глухо замычал,
И, ломанувшись словно лось,
Тотчас одел ее на гвоздь.
Куда девалась вся усталость!
Илья сильней нажал на газ.
Орала девка и кусалась,
Ему показывая класс!
Дорвалась бабушка до хуя,
В пизде, во рту его смакуя.
И только брызнет горячо,
Она ему: «Давай еще!»
Илью о том просить не надо —
Опять ее на эстакаду,
Пока в конце концов она
Не получила все сполна,
Как пьявка, сыто отвалилась
И вновь в старуху превратилась.
   Была ли девка, не была?
А может, крыша потекла?
Перед Ильею все качнулось.
Яга ж беззубо улыбнулась:
— Чтоб я от ебли уставала?
Со мной такого не бывало!
Но ты, Илюша, притомил.
Впервые я совсем без сил...
Пойдем со мной в мою избу.
Я знаю про твою беду.
   Во время скромного обеда
Велась их тайная беседа.
И, наконец, увидел свет
Хранимый бережно секрет.
— Хороший парень ты, Илюша!
Кощей, конечно, отомстит...
Но вот запал ко мне ты в душу,
И жаль, что будешь ты убит.
Кощееву открою тайну.
Но, коль сорвется все случайно,
Пиздец обоим нам придет —
Кощей нас со свету сживет.
Его так просто не убрать,
Одна возможность — объебать!
А смерть его, Илья, в яйце.
Яйцо хранит он во дворце.
Вот только где оно — не знаю.
Ты должен сам его найти.
Он иногда его цепляет,
Чтоб душу с бабой отвести.
Ведь у него оно одно.
А что он без яйца? Говно!
Матрену он не зря украл,
Небось, уже и отъебал...
Молчу, молчу... Так я о том,
Что ходит он сейчас с яйцом.
Вот тут его бы подловить,
И то яичко раздавить...
   Илюша все на ус мотал,
Прикидывал, соображал.
Пизды Кощею можно дать.
Сначала ж надо отыскать
В чащобе логово злодея,
Разбить защитников-халдеев,
Все обойти его задрочки,
А это вам не смехуечки!
Потом пойти на вы, схитрить,
Кощеево яйцо разбить...
Короче, пахнет тут паленым.
Но там в плену его Матрена...
   Илья из-за стола поднялся
И в путь немедленно собрался.
— Спасибо, бабка, за совет!
И... за отменнейший минет.
Не знаю, свидимся ли снова.
Вдруг что случится там со мной,
Ты в Киеве замолви слово,
Мол, помер князь ваш, как герой.
А может, и вернусь с победой...
Ну все, бабуся, я поеду!
— Постой, возьми на посошок
Из волосни моей клубок.
Покатится — за ним иди,
Вокруг внимательно гляди.
И, все преграды одолея,
К полудню будешь у Кощея...
   Ягу Илья поцеловал,
И за клубочком поскакал.
 
4
   Как я писал, Кощей Бессмертный
В преступном мире тех времен
Фигурой был весьма заметной,
Коварен, жаден и умен.
Но и его лихая доля
Заставила уйти в подполье.
Когда Илья давал пизды,
Редели вражие ряды.
Невосполнимые потери!
Какие кадры были в деле!
Горыныч, Соловей-холуй,
Шестиголовый Семихуй...
И эта пидорша Яга,
Чтоб выросли у ней рога!
Чего ей в жизни не хватало?
Поди ж ты, вроде, завязала...
   Но Коша крепкий был старик.
Другой давно б в печали сник,
Однако он не бросил вожжи,
И, Муромский возглавив клан,
Окрестных русичей тревожил,
Своей удачливостью пьян.
   Но есть и наглости границы!
Свершить подобное в столице,
Украсть Илюшину жену —
Что спровоцировать войну!
Кощей, видать, набравшись сил,
Уже по крупному катил.
Илью надумал погубить —
Тут или быть, или не быть!
 
   А между тем в его покоях
Томилась Марфа вся в слезах.
Кощей, больной от сухостоя,
От злости захирел, зачах.
Ни драгоценные каменья,
Ни золотые украшенья,
Ни уговоры, ни угрозы
Раскрыть бутон прекрасной розы
Меж ног Матрены не смогли.
Засел Бессмертный на мели!
И ждал, кипя весь и бурля,
Когда ж появится Илья.
 
   Ебучий рот! Что здесь творится!
Трещат дубы, летят дрова —
То наш Илья вперед ломится.
Карга, ох, как была права:
Наслал Кощей Илье напасти,
Вокруг — глаза, клыки и пасти.
И упыри, и вурдалаки,
Полукозлы, полусобаки.
Илья их косит, как траву,
Но лезут новые к нему.
Видал наш князь и не такое!
И кровь нечистая рекою
Лилась из срубленных голов
Дурных кощеевых послов.
   В конце концов братва устала.
А может, просто слишком мало
Осталось этих мудаков?
Шалман завыл — и был таков.
Илья пошарил под кустами,
Пожал растерянно плечами:
— И это все? Слабо, Кощей!
Не будет в партии ничьей!
Я мешкать больше тут не стану
И все равно тебя достану!
   И с тем подался напростец
Туда, где был его дворец.
 
5
   Илья, круша все без разбору,
Уже к дворцовому забору
Пробил себе прямой проход.
Сорвавши петли у ворот,
Вломился в логово Кощея,
И, разметав с десяток слуг,
От буйной силушки хуея,
Ломал и рушил все вокруг.
Дворец едва не завалился!
   Но тут Кощей Илье явился
Весь в перьях, в латы облачен,
И с охуительным мечом.
А там, где яйца у него,
Броня была мощней всего.
И от такого перегиба
Со смеха можно было лечь:
Худой старик, железа глыба,
А жопа вдвое шире плеч!
И все вот это вот несчастье,
Воинственно насупив бровь,
С трудом таща стальные снасти,
Илье пустить собралось кровь!
Но, зная про его коварство,
Илья от смеха удержался.
Он улыбнулся лишь чуть-чуть:
Ну как его не подъебнуть?
— Ух, бля, вообще! Шикарный вид!
Небось, ты в цирке знаменит.
Но, часом, ты не староват
Носить сей клоунский наряд?
А не хрена, скажи на милость,
Ты эти перья нацепил?
Макушка все ж поизносилась,
Раз ты их в лысину втулил.
Но не на месте все ж они.
Ты лучше в жопу их впихни!
И будешь вылитый петух.
А че? Повеселишь старух,
Потопчешь, может, и какую...
Да что я здесь тебе толкую?!
Ты что же, старый долбоеб,
Совсем уже мозги проеб?
Коль не отдашь мою жену,
Тебе я голову сниму!
   Кощей от столь обидных слов
Был растерзать Илью готов.
И, глухо бзднув в глубинах лат,
Поднял решительно булат.
   Скрестилась сталь, ударил гром,
Враз потемнело все кругом.
Стремился каждый отличиться,
Взопрели, пот покрыл их лица.
Злодей умело нападал,
Но наш Илья не отступал,
Недаром слыл он всех сильнее —
И сбросил голову Кощея...
Куда там! Вмиг у старика
Другая выросла башка!
Раз пять еще Илья пытался,
Пока вконец не заебался.
   И вдруг с улыбкой на лице
Илюша вспомнил о яйце.
Оставив голову в покое,
Илья нашел другой предмет.
Кощей в волненье: что такое,
Откуда знает он секрет?
И волновался не напрасно:
Еще совсем недавно страстно
Матрене клялся он в любви...
Возьми ж яйцо и отцепи!
Проклятый старческий склероз!
Бессмертный пересрал всерьез.
   А наш Илюша все лупил,
Все между ног его гатил,
Вложив всю силушку свою,
И разрубил-таки броню!
Яйцо Кощея отвалилось,
Упало на пол, покатилось —
А он в пылу и не видал,
Какой с его матней скандал —
И прямо под ноги Илье.
Затянут узел на петле!
Илья схватил его в кулак:
— Ну все, пиздец тебе, мудак!
Я властью, данной мне народом,
За то, что ты такой гондон,
Чтоб дать пример другим уродам,
Исполню писаный закон!
Меня вы в край уже достали,
Нет, чтоб крутить отсель педали!
От вашей братьи нет покою,
Но вам не справиться с Ильею!
Тебе же, старый дуралей,
Я все ж навешал пиздюлей.
Поглянь-ка, что в моей руке.
Сейчас сожму я в кулаке
Твое яйцо — и нет его!
Но слишком для тебя легко
Проститься с жизнию в момент.
Постой, достану инструмент...
   Видать, попутал Кошу бес,
Когда Илья в штаны полез.
Бедняга в ноги повалился:
— Илюша, милый, не губи!
Ну, виноват, заскок случился,
Но только в жопу не еби!
Взамен получишь состоянье —
Впишу тебя я в завещанье.
А ты яичко мне отдай...
Любую цену называй!
Исчезну я из этих мест.
Готов поклясться, вот те крест!
— Не богохульствуй, пидорюга!
Тебя же вижу я насквозь.
Небось, усрался от испуга?
Ты мне хуйню нести здесь брось!
Так уж и быть, пердун вонючий,
Не буду в жопу тебя дрючить,
Уважу седину твою.
А вот яичко разобью...
   И с тем Илья что было сил
Об пол яйцо его хватил.
Кощей вздрогнул, весь побледнел,
И, рухнув наземь, околел.
А с ним и нечисть вся пропала,
Что Русь извечно доставала.
 
   Но, правда, люди говорят,
Что много лет тому назад,
Когда была война с германцем,
Видали одного засранца.
Звалась зверюга Чудо-Юдо.
Что живо — хорошо иль худо,
Да только из-за елки прыг —
И испугается мужик.
И ночью темною, порой,
Из топей несся жуткий вой.
А старый партизан Юхно
Видал, как сгинуло оно.
   Как раз в то время всех подряд
Ловил карательный отряд.
Вдруг перед немцами из чащи
Неясный вырос силуэт.
Весь в волосах, глаза таращит,
Ни дать ни взять — живой скелет.
Они ему: мол, кто, откуда?
Оно в ответ им: «Чудо-Юдо!»
«Ах, Юдо? — улыбнулись. — Фоя!!!»
   С тех пор не слышно в чаще воя...
 
   Так вот... Я что-то потерялся...
Ага! Сценарий не менялся.
   Кощеев труп Илюша пнул,
И сверху смачно харканул.
Обтерши с бороды слюну,
Пошел искать свою жену.
И вскоре глубоко в подвале
Нашел Матрену всю в слезах.
Их радость описать едва ли!
Ее он вынес на руках
Из той кощеевой темницы —
В седло, и через лес к столице.
 
6
   Так говорят: веревка вьется,
Но есть и у нее конец.
И мне, друзья, лишь остается
Зайти к Илюше во дворец,
И попрощаться с ним сердечно,
Смахнув слезу украдкой с глаз.
Эх, жил бы он на свете вечно,
И не кончался б мой рассказ!
Добавить все же пару слов
Я об Илье всегда готов.
 
   С тех пор, как наш Илья с победой
Вернулся с Муромских лесов,
Стал он примерным домоседом,
Скорее ласков, чем суров.
Посмотришь — то детей качает,
То салабонов обучает,
То обнимается с женой —
Какой загул, какой запой?
   Ну, правда, иногда бывало —
Илюшу все ж перемыкало.
Была на то одна причина.
   Как был убит Кощей-волчина,
Илья, вернувшися домой,
Послал дружину за Ягой.
А вскоре бабушку-старушку
И полукурицу-избушку
Перенесли по княжьей воле
И поселили на Подоле.
Илюша помнил про яйцо —
И благодарность налицо!
Но это было лишь полплана:
Хитрил Илюша без изъяна.
Непросто Марфу обмануть,
Чтоб с доброй девкой отдохнуть.
А тут — пожалуйста! — всегда
Конспиративная пизда!
Пошел бабусю навестить,
Насчет здоровья расспросить...
Желанье чинное вполне,
И врать не надобно жене.
Пришел, а там девица ждет
В таком соку, что аж течет!
А если шухер — сразу мухой
Яга прикинется старухой.
Во идеал для ловеласа!
Таких бы бабушек — да масса!
   И жил Илюша в остальном
Вполне приличным мужиком.
 
   Ну что ж, пора и мне прощаться.
Конечно, будем мы встречаться
С тобою, дорогой мой друг.
И, если ты захочешь вдруг
Слегка развеять грусть свою, —
Прочти с начала про Илью!
И улыбнись наверняка!
(с)Иван Костров